Старую печь я помнила отчетливо. Она пожирала уголь, как ненасытное чудовище, но угольки в ней так красиво раскалялись, и от нее шел жар — такой уютный, успокаивающий. Холодными зимними ночами мы с Сэмом любили тайком пробраться в кухню, где усаживались возле печи, готовили горячий какао и болтали до самого рассвета. Вместо лица Сэма в памяти зиял темный провал; и с этим ничего нельзя было поделать. Уцелело лишь то, что лежало близко к поверхности. Может быть, все сложилось бы по-другому, будь он жив… Бесполезные мысли! Его давно уже нет, нелепая смерть…
Под окном послышался шум подъезжающей машины. Выглянув на улицу, я увидела старый «форд», затормозивший у дровяного сарая.
— У нас гости?
— Нет, Сьюзен Дэниелс с сыном, — ответила, не поворачивая головы, Агнес. — Они помогают по хозяйству. Бедная женщина! Сколько мук с Гасом — у бедняги с детства не все дома.
О, это я знала! Мне стоило большого труда налить кофе в чашку, так я разволновалась. Гас Дэниелс! Угловатый, с белесыми ресницами, глупо ухмыляющийся… Взгляд, обращенный в пустоту… Сын Дэна Дэниелса, хозяина гаража.
Просторная кухня уменьшилась, сомкнулась вокруг моего прошлого. Отчаянно забилось сердце, захотелось выбежать, скрыться. Судорожно, словно драгоценность, сжимая чашку с кофе, я выпила, тихо прикрыла дверь.
На террасе я полной грудью вдохнула свежий воздух. Что-то здесь не сходилось в разноцветной мозаике. Почему лицо Гаса отпечаталось в моей памяти до мельчайших подробностей, между тем как лица моей матери и брата полностью стерлись?
— Доброе утро, Морин.
Я обернулась. Да, это был отец! В точности такой, каким его описал Дэвид Эндрюс: высокий, худой, поседевший. В руке он держал стакан томатного сока, и я мысленно спросила себя, сколько туда было налито спирта.
— Здравствуй, папа.
Он неловко поцеловал меня, oт него пахло джином.
— С возвращением, Морин. Я сильно переживал, когда все случилось… Хотел написать тебе, съездить. Но моя мать говорила, что у тебя своя жизнь… — он отпил из стакана. — Ты сама настояла на том, чтобы полностью порвать со своим прошлым. Да, так она мне говорила.
— И поэтому ты не отвечал на мои письма из Нью-Йорка? — мне не удалось скрыть горечи.
Он смущенно кивнул.
— Знаешь, я звонил несколько раз, но твой голос был таким отсутствующим, как будто тебе не доставлял никакой радости разговор с родным отцом. После свадьбы с Полом ты была совсем другой. Веселой, раскованной… — он запнулся и взглянул на меня. — Что с тобой, Морин?
Я закрыла глаза и медленно опустилась на стул.
— Что-нибудь не так?