«Господи, - думал он тогда. - Господи, я счастливый дурак, у меня есть кот, который трется об меня. Я лежу на кровати, мне тепло, в этом огромном замке, которому не одна сотня лет, кроме меня, еще есть моя семья. Мой отец, пусть не самый лучший из отцов, моя мачеха, пусть не заменившая мне мать, мои брат и сестра. Мой отец жив. У меня есть друзья, и они тоже живы. Каждый год что-то меняет, но все это есть». «Запомни, - говорил Рамиро себе тогда. - Запомни, как этот кот бьется своей урчащей мордой о ладонь. Запомни, как пахнет воздух, как смотрят со стен портреты предков - привычно и чуть укоризненно, с предками так всегда; как начинает светать в три часа утра, как тебе сейчас хорошо, пусть ты устал, как бьется твое сердце, смеются стражники во дворе, как негромко, но отчетливо поет город. Это сейчас. Все живы. Я жив. Это - сейчас».
И маленькие «сейчас» бегут, складываются в минуты, Рамиро отпускает их, потому что невозможно держать их так всегда - надо успевать жить, а не помнить постоянно об этом. Но вспоминать нужно чаще. Как можно чаще.
«Господи, - думал Рамиро, - не дай мне все это упустить. Забыть об этом. Перестать видеть, слышать, воспринимать».
Потому что усталость иногда закрывает ощущения темным плащом. Потому что все это уходит в прошлое, медленно погружается в него, словно в песок. Лета не будет. Кота не будет. Рамиро не будет тоже. Однажды.
А сейчас он есть. И ему нельзя это упустить.
И ему не хотелось совершить ошибку. Особенно в том, что касалось своего сердца и своей жизни как таковой.
Ведь есть долг, который вплетен в него самого, словно затейливый узор в ткани, что делают женщины с побережья острова - грубоватые, но красивые. Без узора ткань превращается в дерюгу, а с ним - с ним только она и имеет смысл. Долг принца, долг соправителя… Гамлет. Проклятый Гамлет, он так и лезет в голову?..
- О чем ты думаешь? - спросил Лоренсо.
- О Шекспире, - честно ответил Рамиро.
Старый друг, пройдоха, захохотал, махнул на принца рукой - дескать, безнадежен, - и ушел готовиться к прибытию.
Фасинадо был уже совсем близко.
Леокадия встречала Рамиро во дворе. При виде него она просияла и едва не бросилась ему на шею, но выучка сработала как нужно: девушка подождала брата на ступенях крыльца и приветствовала, как полагается принцессе - реверансом и нежным условным поцелуем в щеку. И лишь затем, взяв Рамиро под руку, оживленно произнесла:
- Как я рада, что ты вернулся!
- Я же говорил, что не могу не возвратиться. - Он пошел медленнее, приноравливаясь к шагу Леокадии, глядя на нее сверху вниз. Вид открывался прекрасный: вырез в ее темно-зеленом платье был достаточно низкий, и любой, кто рискнет, мог смотреть на чудесную грудь. Рамиро отвел глаза. - Что-нибудь произошло за время моего отсутствия? Что-то, о чем мне следовало бы знать прежде, чем я поговорю с отцом?