Рамиро опасался садиться - имелась некоторая угроза не встать, - и потому просто остановился посреди комнаты, вопросительно глядя на младшего брата. Марко сделал шаг от двери, другой, третий. Потом он оказался рядом с Рамиро, обнял его и зарыдал.
Рамиро растерянно прижал к себе Марко. Тот плакал, как обиженный маленький ребенок - горько, отчаянно и честно. Давным-давно он плакал так, когда падал и расшибался или же кто-то его обижал, но затем они с братом отдалились, доверия стало меньше… Теперь будто все вернулось. Теперь.
Марко, всхлипывая, отстранился.
- Прости меня, - пробормотал он.
- За что?
- Я не пошел туда с тобой… сразу.
- Марко, ты не должен был…
- Я такой же сын своего отца, как и ты, - жестко ответил брат и потер лицо ладонями, оставляя на щеках розовые полосы. - Я должен находиться там, где велит долг. Ты простишь меня?
- Мне не за что тебя прощать. Ты ни в чем не повинен.
- Я не хотел бы… - Голос Марко сорвался. - Не хотел бы, чтобы ты считал меня ничтожеством. Мне всегда казалось, что отец любил тебя больше, и я делал все, чтобы стать таким, как он… Ты был так непохож на него. Не лицом, а поведением. И мне казалось…
- Отец любил нас одинаково, - мягко возразил Рамиро, положив руки брату на плечи. - И я люблю тебя и ни в чем не виню.
- Ты станешь королем теперь.
- Это еще неизвестно. Ты тоже можешь им стать.
- Нет, - Марко покачал головой, и темные пряди волос упали ему на лицо. - Я откажусь сразу. В твою пользу. Ты, и только ты достоин этого, брат.
- Я был у отца в комнате, - сознался Рамиро, отводя взгляд.
- Я тоже пойду. Но сначала спущусь с тобой в подвалы.
- Ты уверен?
- Рамиро, я желаю это видеть. Желаю знать, как он будет наказан.
Принц опустил руки.
- Тогда идем. И чтобы я не слышал больше речей о том, что кто-то кого-то больше или меньше любил. У нас счастливая семья… всегда такой была.
Господи, за что ему это? Кажется, сегодня все хотят поговорить с ним о чувстве вины. И только ему о своем поговорить не с кем. Ладно, он подождет. Рано или поздно кардинал де Пенья освободится, и можно будет исповедаться ему. Никто, кроме священника, не примет на себя эту тяжесть искренности - а священник примет, ибо такова его стезя. Тогда, может, станет легче, хоть немного.
Нельзя об этом думать сейчас. Нельзя думать, почему люди смотрят на него золотистыми от надежды глазами - это все отблески свечей, игра огоньков. Есть только долг, который поможет продержаться остаток бесконечного дня.
- Идем, Марко. Мне нужно узнать, зачем пришел первый министр.
Рамиро вновь положил руку на плечо брата, и так, вдвоем, они вышли. Верный Лоренсо отступил от дверей, явно отметив, что лицо у младшего принца мокрое, но ничем свое отношение не показав.