— Я сказал, прекратите!
Извивающаяся сирена замерла, словно на нее опрокинули ведро ледяной воды. Открыв свои топазовые глаза, она посмотрела на Эрита ясным, не затуманенным страстью взором.
Разумеется, ведь ее стоны, вздохи и сладострастные движения были всего лишь хорошо разыгранным спектаклем.
В отличие от его собственных вполне реальных страданий: восставшая плоть его горела огнем, твердая, как раскаленная кочерга. Эрит стиснул зубы, призывая на помощь остатки самообладания.
Впервые в жизни ему не удалось пробудить в любовнице ответную страсть. Оливия в его объятиях осталась холодна, как оловянная кукла, и это уязвляло тщеславие Эрита, наполняя сердце горечью. Вот уже долгие годы женщины не пробуждали в нем таких сильных чувств.
— Что-то не так? — Оливия приподнялась и облокотилась на спинку кровати, подобрав под себя ноги. Она казалась раздраженной, но ничуть не разочарованной. Эриту, напротив, хотелось завыть от разочарования.
Он рухнул на спину, скрежеща зубами, пытаясь побороть раздиравшее его желание. Он не прикасался к Оливии, боясь, что не сможет справиться с собой и взорвется. Его терзали все муки ада. Он жаждал обладать этой женщиной. Сейчас, немедленно. Казалось, еще немного — и он обратится в кучку пепла.
И все же должен был мучиться, не в силах утолить свой голод. Господь всемогущий!
— Вам нет нужды притворяться, — с трудом проговорил Эрит, глядя в потолок невидящими глазами. Его сердце колотилось о ребра так, будто хотело вырваться из груди. Руки сжимались и разжимались в такт хриплому дыханию.
— Притворяться? — Голос куртизанки звучал смущенно, растерянно, словно она не понимала, о чем он толкует.
— Боже мой, Оливия!
Затаив дыхание, Оливия вжалась в спинку кровати. Силы небесные, он вовсе не собирался ее пугать. Эрит так сильно сжал кулаки, что мышцы на руках вздулись буграми. С шумом, втянув воздух, он попытался побороть гнев и нетерпение.
Желая исключить всякое непонимание, граф повернулся к Оливии и заговорил медленно, чеканя слова:
— Я разгадал вашу игру. Вам больше ни к чему лгать. Кровь отлила от ее лица, Оливия побелела как мел.
Прелестная маленькая родинка в уголке ее рта стала еще заметнее, как чернильная точка на белоснежном полотне.
— Если я доставлю вам удовольствие, то выполню свою часть контракта.
Голос Эрита дрогнул от горечи:
— Я заплатил за любовницу, Оливия, а не за искусную актрису, которой нисколько не интересна ее роль.
Граф не хотел быть жестоким, но куртизанка вздрогнула как от удара. Подбородок ее приподнялся, глаза зажглись недобрым огнем.