— Но, господин полковник…
— Оправдываться, господа, будете под судом. От офицера я требую проявления офицерской инициативы. Мне нет никакого дела как, но пулеметы чтоб были вывезены. Понятно? А теперь — можете идти…
Мы расходились.
— Черт дери!..
— Да-с, поло-жень-и-це!
— А главное, в деревнях ведь не то что лошадей и козы не найдешь…
«Спать, спать, спать!» — думал я, идя спотыкаясь по улице. Лошади моих саней стояли распряжены.
— Не бей! Аким не пойдет… Все одно! Распрягай! Живо! Полк уже выходил из деревни.
— Поручик, нагоните? — обернувшись, крикнул мне ротный.
— По-ды-май! Та-щи вы-ше!.. Та-щи-и!..
Подвязав пулеметы к одному концу натрое сложенных вожжей, станок к другому, Лехин, Едоков и Акимов вьючили Ваську, нашу вторую лошадь. Но тяжесть пулемета и станка с обеих сторон давила на ребра лошади. Лошадь не могла дышать и медленно, точно в цирке, приседала.
— Ничего не поделаешь, господин поручик! Может, оба на одни взвалим? продолжал Лехин, приглаживая выпавшие из-под фуражки потные волосы. — Васька уж постарается, едри его корень!.. Не выдаст, может…
— Пожалуй…
И вот мы закричали:
— Идет! Идет!..
Васька косил. Кожа на спине его ходила гармошкой.
— Идет! Эээ-эй! Вытянул!..
Мы примкнули к обозу 1-го батальона, идущего в арьергарде.
Быстро перебирая передними ногами и далеко назад выставляя задние, Васька тянул два пулемета. Машка — третий. Мы подталкивали. Акимов вел под уздцы раненного под Баромлей Акима.
Третьи сани мы бросили.
* * *
— …их к матери, пулеметы эти! — обгоняя нас, крикнул какой-то офицер из последних саней обоза. — Пропадете!..
— И вся твоя панихида!.. — крикнул за ним второй. Васька сдавал. Останавливался каждую минуту.
— А ну-ткась, ми-лый!.. ми-и-лый!.. — подбадривал его Едоков жалобно, точно плача, растягивая слова.
— Погибать, видно! — ворчал Акимов.
Прошли с версту. Не больше. Полк уже скрылся.
* * *
— Снимите погоны, господин поручик. Бывает, что и не расстреливают. Ей-богу. А мы выдавать вас не станем, — сказал Едоков, обернулся и, подняв ладонь к лицу, стал смотреть на север.
Ефрейтор Лехин сидел на ободьях саней. Смотрел на землю.
— Может, замки повынимаем и пойдем все же?
— Все одно погибать!..
Я не отвечал. Думал о том, как впрячь всех трех лошадей в одни сани.
Но вдруг, толкнув меня, Лехин быстро приподнялся.
— Господин поручик!.. Хохлы!.. — закричал он. — Гляньте, господин поручик, едут, едри их корень, едут!.. По дороге, нам навстречу, шло двое саней.
— Не утекли б только, едри их корень!.. Ведь учуют, чего поджидаем, ах ты…
Но сани приближались.
— Стой!..
— Стой, говорю!.. — И, быстро впрыгнув во встречные сани, Лехин вырвал вожжи из рук дремавшего мужика.