— Я глава семьи, следовательно, у меня перед семьей определенные обязательства.
— А как насчет уважения желаний других людей? — спросил Гарет. — Как насчет того, чтобы предоставить другим жить своей жизнью, совершать ошибки, идти своей дорогой? Почему ты всегда поступаешь так, будто знаешь, что лучше?
— Я действительно это знаю, — улыбнулся Люсьен. — Во всяком случае, в том, что касается Эндрю.
Чарльз, всегда отличавшийся более серьезным отношением к жизни, чем Гарет, стоял, прислонившись к косяку, и смотрел в огонь, кипя от гнева.
— Этот спор бессмыслен, — в конечном итоге заключил он, выпрямляясь. — Я иду спать.
— Чарльз!
— Завтра на рассвете мы выедем в Лондон, — добавил он, сердито глядя на старшего брата. — Уверен, Люсьен, мы сможем починить то, что ты разрушил. Спокойной ночи.
Он поклонился и вышел.
Гарет несколько минут смотрел ему вслед, а потом повернулся к герцогу.
— Ну? — холодно бросил он.
— Думаю, тебе тоже лучше пойти спать, — с наигранной веселостью сказал герцог, притворяясь, будто гнев Гарета ничего для него не значит, а слова Чарльза не ранили его. Братья считают его чудовищем. Что ж, пусть. Он к этому давно привык.
Гарет поспешно встал и быстро покинул библиотеку. В отличие от Чарльза он даже не посчитал нужным пожелать Люсьену спокойной ночи.
Челси проснулась от шума дождя.
Еще не рассвело. Девушка дремала в полумраке, прислушиваясь к мирному стуку капель. Потянувшись, она машинально пошарила рядом с собой, привыкнув к тому, что там всегда спит Пятнистый, но старого пса не обнаружила. Сон с нее как рукой сняло, ей сразу стало неуютно и одиноко. С тех пор как она себя помнила, она всегда спала либо с собакой, либо с кошкой, либо с обоими. Но здесь, в Монфор-Хаусе, естественно, нет ни кошек, ни собак. И аромат в комнате чужой — воздух напоен томным ароматом роз. Наверное, это комната леди Нериссы.
Челси натянула одеяло до самого подбородка. Она понимала, что надо встать и перебраться в собственный лондонский дом до того, как проснутся слуги, — к чему ей лишнее пятно на репутации, у нее их и без того достаточно. Однако ей было так тепло под одеялом! Она подремлет еще десять — пятнадцать минут, не больше. А потом уедет.
Ее разбудили новые звуки, перекрывшие шум дождя. Открыв глаза, она огляделась по сторонам. Сначала ее взгляд упал на прямоугольные окна, за которыми властвовал серый, унылый сумрак. Потом на мебель, которая теперь, когда в комнате посветлело, приобрела более четкие очертания. А затем — на высокого мужчину, прислонившегося к косяку.
Челси чуть не закричала.