— Согласна с чем?
— Я знаю, что это плохо и что я выгляжу не геройски. Таких, как я, не любят такие, как вы...
— Что же вы хотите? — оторопь Милодоры сменилась растерянностью.— Вы должны понять, что я люблю вас, когда мучаю. А мучаю — потому что люблю...
— Вы пришли меня мучить?
— Или подарить блаженство... — кажется, Карнизов сам был в лихорадке; его так и трясло.
Милодоре опять стало страшно. Она ладонью вытирала слезы с лица.
— Прошу вас: уйдите...
Карнизов молчал с минуту, потом вдруг безмолвно поднялся с колен и покинул номер. Дверь с знакомым тяжким визгом закрылась.
Милодору опять душил кашель. Сердобольный солдат пытался помочь — отпаивал ее кипятком. А поручик Карнизов до самого рассвета сидел у себя за письменным столом, составляя донесение в тайную экспедицию.
В донесении этом поручик самым подробным образом излагал все явные и подозреваемые «прегрешения» Милодоры Шмидт против устоев государства, связывая свои кое-какие домыслы с признаниями других членов общества, цитируя целые страницы из литературного творения Милодоры Шмидт, наиболее красочно, по мнению Карнизо-ва, иллюстрирующие ее пагубные воззрения по вопросам построения государства, по вопросу отношения к власти и к избранным людям, власть предержащим, равно как и к самому государю императору...
Поручик, почистив перо о побитую молью старенькую бархатную занавеску на окне, не преминул заметить, что связи оной Милодоры Шмидт не ограничиваются людьми ее круга, а тянутся в общество, допускаемое пред лицо августейшей персоны, посему разлагающая деятельность указанной особы (поручик, будучи в отличие от Милодоры не силен в построении фразы, не указал, разлагающую деятельность какой особы имел в виду — «оной Милодоры Шмидт» или «августейшей персоны») может быть расценена как весьма опасная... «Однако по причине недуга, привязавшегося к Милодоре Шмидт в один из последних дней, дело о ней временно останавливается, — писал поручик. — И требуется присутствие в равелине опытного врача...»
Самым оскорбительным образом препровожденный с площади около дворца, Аполлон бесцельно бродил по городу. До сих пор все его мысли и чаяния были сосредоточены на аудиенции с государем: что Аполлон скажет государю и в каких убедительных, красноречивых, продуманных выражениях; как, возможно, государь себя поведет, и как Аполлону должно ответить на вопросы государя... Этому внутреннему диалогу не было конца... Но Аполлон никак не рассчитывал, что в действительности стояние его на площади закончится ничем. Государь пренебрег своим подданным, который искал его — его защиты, единственно возможной в сложившихся обстоятельствах; Аполлон даже не допускал, что царь действительно мог в это время поправлять свое здоровье на водах в южных губерниях. Ведь сейчас нужно было помочь Милодоре, которой гасла звезда, — Аполлон сердцем чувствовал это и не находил себе места.