— Закон и справедливость не всегда одно и то же. Если вы спросите меня, то Оливия никогда вас не любила. Она рассматривала вас как возможность добывать деньги.
— Это нехорошо. Она все потеряла. Она любила танцевать. Она была прекрасна.
— Она больше не будет танцевать. Она ведь не так уж хорошо это делала. Она танцевала в каком-то сомнительном заведении со стриптизом. Так что ее не ждала большая карьера. А что касается ее вида, для этого, как вы знаете, есть пластические операции.
— Она любила танцевать, — настаивал Роман. — Я лишил ее этого. Она имеет право ожесточиться.
— Миллион от страховой компании. Полмиллиона из наследства плюс доля в доме. Затем еще есть вклад в банке. Он пойдет той, которая первой выйдет замуж, — это идея папы. Для старой девы — утешительный приз в пятьдесят тысяч. Как бы то ни было, дело в том, что ей заплатят, и неплохо, за то, что она потеряла.
Роман налил вина в бокал из-под виски. Его кулак так крепко обхватил его, что бокал дрожал в его руке.
— Я так не считаю, Портия, но благодарю вас. Возьмите свое наследство, возьмите его и создайте свою практику, как только получите диплом. Боритесь за справедливость для кого-нибудь другого. Я получил то, что заслуживал, и я доволен.
— О'кей! — Портия осушила свой бокал и со стуком поставила его на стол. — Варитесь в вашей вине, если это вам нравится. Страдайте и наслаждайтесь! Только помните, что, когда к вам вернется разум, мое предложение остается в силе. Позвоните мне, когда вы измените свое мнение.
На пятом этаже больницы района Калумна доктор Рейнхардт Фейн схватил пальцами повязку и медленно отлепил ее с лица Оливии. Она сама сняла прокладку с глаза.
— Гм, — сказал он. — Неплохо. Совсем неплохо, учитывая… Небольшие порезы от осколков стекла зажили прекрасно. Все, что осталось, это — большой порез. Карсон мне говорит, что вы сейчас превосходно ходите. Скорее всего некоторое время вы еще будете хромать, но вы можете отказаться от трости. Понадобится немного больше работы для вашего века, может быть. Что вы думаете? — Он протянул ей зеркало.
Оливия посмотрела в него. Гримаса отвращения пробежала по ее лицу и исчезла.
— Как насчет моего тела? — спросила она его.
— Не думаю, что можно будет восстановить полностью чувствительность вашей груди, к сожалению.
— Забудьте об этом. Как насчет внешнего вида?
— Еще одна операция, и вы будете как заново родившаяся. Если у вас когда-то будут дети и вы захотите кормить их грудью, у вас всегда есть другая грудь. — Он улыбнулся. — Только не надо двойняшек, о'кей? То же самое с вашей ногой — одна или, возможно, еще две операции. Вы не будете танцевать в балете, но она будет превосходно действовать.