— Иногда работа помогает.
Мама в последнее время и говорила-то с трудом. А сочинять на бумаге еще труднее. Что он, этого не понимает? Совсем мозги отшибло? Может, ему надо работу бросить? Как он может кого-то лечить?
Хорошенькое дело. Представляю себе, сидит папа в своем кабинете.
— Доброе утро, доктор Пиклз. Я голову разбил. Раскокал совсем, как арбуз.
— Попейте аспирин. Следующий.
— Ой, доктор, эти вросшие ногти меня убивают!
— Сестра, электропилу! Вросшие ногти, говорите? Одно движение — и завтра вы о них и не вспомните.
Бз-бз, бз-бз-бз.
— А-А-А!!!
Шлеп.
— Моя нога!!!
— Следующий! Здравствуйте, миссис Бредфилд, чем могу помочь?
— Доктор Пиклз, мой сын так кашляет, так кашляет! Ужас! Сердце разрывается!
— Зато он у вас есть. Вам повезло. Следующий!
Мы даже учились разжигать костер трением — терли две палочки друг о друга. Это на тот случай, если зажигалки не сработают. Нужно ведь все предусмотреть, верно? Я вернул трусы на место, чтобы не заметили, что я тут копался.
— Откуда тебе знать, что мне нужно?!
Надеюсь, мама разбила не мою любимую кружку.
— Боже, Пэт! Не начинай, — умолял отец.
— Не начинай? — Мама разошлась не на шутку. — А почему бы нам не обсудить это? Почему бы тебе…
Оркестровая музыка с улицы заиграла еще громче и еще быстрее. Теперь я мог разобрать лишь отдельные обрывки слов.
Ну наконец. Я нашел целую кучу чулок. Зачем ей так много? Хотя чулки, пожалуй, нам подойдут. Даже лучше, чем колготки. Никаких проблем со второй ногой.
— Нет, — прозвучало снизу. — Ты сама знаешь, что…
— Давай, Доминик, давай! Скажи! — Мамин голос упал. Только он стал не тише, а страшнее. — Ты даже имени его произнести не в состоянии.
Трением костра не разведешь, чтоб вы знали. Уж лучше использовать увеличительное стекло.
Я достал секретное оружие коммандос. Открыл ножнички. Чтобы вырезать аккуратные дырочки, надо натянуть чулки на руку. Какой приятный звук. Как приятно лязгают ножницы.
Снова голос папы, очень нежный:
— Нам нужно время, моя хорошая.
— Мне тридцать девять!
— Но это просто смешно, Пэт!
Наверное, он попробовал обнять ее или еще что-нибудь в этом роде, потому что дальше я услышал мамин крик:
— Не хочешь?! Тогда не трогай меня!
Кажется, они дрались. Наконец папа сказал медленно и очень тихо:
— Я знаю, ты говорила, что очень хочешь этого, что это поможет нам пережить кошмар.
— Не хочу, Доминик. Это мне нужно. Нужно нам, чтобы справиться. Чтобы выжить!
И голос у нее был такой холодный, что даже дрожь пробирала.
Я натянул чулок на голову.
— У нас есть Гарри. Мы должны жить, Пэт. Ради него.
Вот он, Гарри Пиклз, в зеркале. На голове чулок, нос сплющен, глаза какие-то странные. Но все равно понятно, что это я.