— Как прошла игра?
Я жевал пирог Дэниэла.
— Три — ноль.
— Молодец.
За ее спиной двое мужчин играли в шахматы, на доске уже почти не осталось фигур. Оба они были наполовину лысые, а волосы на затылке у обоих были собраны в длинные хвосты. Наверное, бывшие хиппи. Наверняка братья. Тот, который помоложе, передвинул ладью, поднял голову и улыбнулся, словно сделал что-то гениальное.
Мужчина постарше сказал:
— Неплохо, очень неплохо. — Как будто ему все равно, кто из них выиграет. Затем протянул руку и потрепал брата по щеке.
Я занялся шоколадом. Он успел остыть.
— Все теперь будет по-другому, — сказала мама.
Тот, который выиграл, достал пачку сигарет, угостил брата, вытащил одну для себя. Они нагнулись друг к другу. Радостный проигравший чиркнул спичкой. Братья ладонями загородили пламя, прикурили оба, откинулись назад, закрыли глаза, затянулись, а потом выдохнули одновременно.
К нам подошла женщина с ребенком в неуклюжей старомодной коляске, пробормотала что-то.
— Да, конечно, с удовольствием, — сказала мама. — Нет-нет, что вы. Буду счастлива.
Женщина побежала внутрь кафе. Или иностранка, или пьяница, иначе бы не оставила своего ребенка с сумасшедшей женщиной и вонючим мальчишкой.
— Вообще-то мы проиграли, мам, — сказал я.
— Молодец, хорошо, — сказала мама, не сводя глаз с ребенка.
— Два гола нам забили точно из-за меня.
— Такими темпами ты и кубок завоюешь.
Ребенок зашевелился, покрутил головой, пролепетал что-то и наконец захныкал.
— Думаю, я потерял форму, мам.
Мама встала, что-то там расстегнула на коляске — разве они не должны запираться на замок? — и взяла ребенка на руки.
— Мам, — сказал я, — может, не надо… — Дальше я не знал, как сказать.
Да она и не слушала. Она укачивала ребенка.
— Ишь ты, какой красавец, — бормотала она, — ах ты, мой сладенький.
Она прижалась носом к щеке ребенка и шептала, шептала. Казалось, она снова стала прежней мамой, счастливой мамой. У меня в глазах защипало.
За изгородью, той самой изгородью, где когда-то застрял Дэн, какая-то женщина с велосипедом говорила полицейскому:
— Ну пожалуйста, я ведь его только за руль вела.
— Я вас видел, — отрезал полицейский. — Я видел вас в седле, мэм. Вы ехали. Это вам не шуточки.
— Ma, гляди, полисмен!
— Ах ты, мое золотко, — говорила мама ребенку.
Мне не хватало воздуха, даже голова закружилась.
Братья собрали фигуры, стряхнули с доски табак.
Женщина вернулась к нам, мама передала ей ребенка. Они завели обычный женский разговор. Я откинулся на спинку своего стула и попытался отдышаться.
Полицейский записал имя той женщины, с велосипедом. Улыбка сразу сошла с ее лица.