В Марселе мы погрузились на другое судно, принадлежащее той же компании, и вскоре уже бороздили воды Средиземного моря. Вот бы тебе увидеть эту красоту! Средиземное море совершенно синее, такого цвета я никогда не видывал. Самый близкий к нему — цвет ясного неба ранним вечером или, может быть, цвет сапфира. Фотоаппарат, конечно, чудесное изобретение, но, к сожалению, на карточках нельзя запечатлевать истинные цвета, а мне бы так хотелось, чтобы ты собственными глазами увидела то, о чем я говорю. Если бы ты посетила Национальную галерею и посмотрела на «Бриг «Темерер»« Тернера, — это, пожалуй, самое близкое, что приходит мне в голову. Здесь очень теплая погода, и я уже позабыл о холодных лондонских зимах. Почти весь первый день я провел на палубе и в конце концов обгорел на солнце. Нельзя забывать про шляпу.
На второй день мы прошли через пролив Бонифацио, разделяющий Сардинию и Корсику. С борта корабля было видно Италию. Она производит впечатление, очень мирного и тихого края, причем совершенно истинное, ненадуманное, как и есть на самом деле. Сегодня сложно представить, какие страсти когда-то бушевали на этих холмах. Мне представляется странным, что здесь — родина Верди, Вивальди, Россини и, конечно же, Бартоломео Кристофори.
Что написать тебе о том, как я провожу время? Кроме того, что я просто сижу на палубе и гляжу на море, я много времени уделяю чтению записок, присланных Энтони Кэрролом. Странно думать о том, что этот человек, которым мои мысли заняты уже столько недель, до сих пор даже не знает моего имени. Хотя какая разница, зато я могу сказать, что у него исключительный вкус. Я открыл один из адресованных ему пакетов с нотами и обнаружил, что в нем упакованы «Концерт для фортепиано №1» Листа, токката до-мажор Шумана и другие известные вещи. Есть там и партитуры, которые незнакомы мне, и когда я попытался напеть их по нотам, то не смог уловить никакой мелодии. Обязательно расспрошу его о них, когда доберусь до его лагеря.
Завтра — остановка в Александрии. Берег уже совсем близко, можно разглядеть вдалеке минареты. Сегодня утром нам встретилось маленькое рыбацкое суденышко, и рыбак-туземец долго стоял и смотрел, как мы проплываем мимо, у него из рук свисали сети, он был так близко, что я видел кристаллики соли на его коже. А ведь еще недели не прошло, как я уехал из Лондона! Жаль, стоянка в порту будет очень короткой и у меня не будет времени посетить пирамиды.
Сколько всего я еще хотел бы сказать тебе... Скоро полнолуние, по ночам я часто выхожу на палубу и смотрю на луну. На Востоке люди считают, будто на луне виден кролик, но я так и не смог разглядеть его, увидел только лицо человека — он подмигивает и широко ухмыляется, с удивлением и любопытством. И теперь мне кажется, я понял, почему у него такой вид. Потому что, если все кажется таким чудесным с борта корабля, только представь себе, каково ему смотреть на землю с луны! Две ночи назад я не мог заснуть из-за жары и возбуждения и вышел на палубу. Я глядел в воды океана, по которым медленно стало разливаться мерцание. Вначале я решил, что это отблеск звездного света, но потом понял, что у сияния свой источник, оно состоит как бы из отдельных крошечных огоньков, многочисленных, как фонари на вечерних улицах Лондона. Глядя, как усиливается свечение, я ожидал появления загадочного морского существа, но пятно света оставалось бесформенным, свободно растекающимся по поверхности воды. Оно растянулось примерно на милю, но затем, когда мы проплыли мимо и я обернулся, чтобы взглянуть на море за кормой, оно уже исчезло. Потом, вчера ночью, эта светящаяся субстанция появилась снова. Один путешествующий натуралист, который вышел на палубу полюбоваться звездным небом, объяснил мне, что свет испускает не одно огромное чудовище. Миллионы микроскопических существ называют диатомеями, и этим же существам Красное море обязано своим цветом. Подумай только, Кэт, в каком странном мире мы живем, если нечто микроскопическое, неразличимое глазом, может заставить светиться воду и окрасить в красный цвет целое море!