— И что же — все теперь как ты, инквизиторы?
— Нет, не совсем. Кто-то — как я, кто-то был назначен на более высокие должности, кто-то на более низкие. Кто-то не обнаружил особенного таланта к дознавательской службе; ну, так ведь Конгрегации нужны всякие люди… Кое-кто академии не закончил вовсе.
Бруно покосился в его сторону с настороженным интересом и нерешительно уточнил:
— В каком смысле — не закончил?
— По-всякому. Кое-кого вновь передавали светскому суду — как, например, одного из моих сокурсников: однажды ночью он перерезал горло парню, с которым поссорился днем. Наш духовник проговорил с ним часа, наверное, два, после чего было принято решение о том, что академия снимает с него свою опеку. Или же те, кто по какой-либо причине был отчислен, переводился в монастырь, с которым академия состоит в давних отношениях.
— И надолго?
— Кто как.
— А девчонки у вас были?
Курт улыбнулся, тихо засмеявшись.
— А-а… Да, мы тоже спустя некоторое время об этом задумались. В нашей академии обучались только мальчики, но однажды этот вопрос возник — а есть ли женщины в Конгрегации; следователи, агенты, да кто угодно. Набравшись смелости, мы все же поинтересовались этим у наставников.
— И что?
— А ничего. Я этого до сих пор не знаю. Полагаю, что есть; но это у нас осталось на степени легенд. Я, по крайней мере, ни одной не видел.
Бруно покосился в его сторону с явной недобростью во взгляде, и по взгляду этому было видно, что он всеми силами борется с тем, что вот-вот готово сорваться с языка.
— Что? — подбодрил его Курт; тот кашлянул, отведя глаза от его лица, и тихо сказал:
— Хуже только обозные шлюхи…
Он выпрямился, одарив бывшего студента гневным взглядом, хотя искренне разозлиться не смог: тщательно лелеемая Бруно неприязнь к Конгрегации отдавало чем-то настолько детским, настолько наивным, что не могло вызвать у него ничего большего, нежели снисходительное прощение.
— И что ты на меня уставился? — с вызовом спросил тот. — Любить вас я не обязан. А женщина, которая служит вам, для меня вообще где-то между уличной девкой и помойной крысой.
— Это почему же?
— Потому что это — не женская работа.
— В самом деле? И это нас обвиняют в предвзятости к женскому полу!
— Я — о другом, — хмуро возразил Бруно. — Женщина должна оберегать дом…
— … хранить очаг, — скучающим тоном договорил он, — набивать колбаски и печь пирожки…
— Но уж не отправлять на смерть людей!
— Даже тех, кто этого заслуживает? Жизнь в деревне, Бруно, тебя испортила.
— Это тебя испортила твоя Конгрегация, — оборвал тот уверенно. — Ты сказал, что не давал монашеских обетов; хорошо, но ты когда-нибудь думал о том, чтобы рано или поздно…