Так как постоянная штаб-квартира фюрера была не готова и не могла быть построена всего за несколько дней, специальный поезд фюрера был превращен в тесный штаб; он был переведен на запасной путь одноколейной ветки рядом с маленькой гостиницей, где оперативному штабу ОКВ предложили скромное жилье и рабочие места, тогда как Йодль и я с нашими адъютантами расположились в поезде-штабе фюрера; штабной вагон служил нам как постоянный кабинет. Наша связь работала безукоризненно, еще одна заслуга офицеров-связистов, постоянно прикрепленных к штаб-квартире фюрера и начальников войсковой связи генералов Фельгибеля и Тиле, которые действительно были великолепны в техническом отношении и часто добивались просто невозможного. Мне в действительности никогда не приходилось жаловаться на связь[35].
Из этой штаб-квартиры в поезде фюрера мы руководили сначала югославской, а затем и греческой кампаниями до их победоносного финала; обе этих страны капитулировали быстрее чем за пять недель. Последующие за этим события весьма сильно отпечатались в моей памяти: мне запомнился визит Хорти в тесноту нашего спецпоезда; встреча прошла в невероятно дружественной обстановке, так как фюрер на полную мощь включил свое обаяние и прекрасно знал, как польстить пожилому господину – к чему последний был весьма восприимчив. Хорти тем более был очарован, видя, как сбывается мечта всей его жизни: время повернуло вспять, и Банат – одна из прекраснейших и плодородных провинций бывшего королевства – возвращается под его регентство. Во время обеда в нашем тесном вагоне-ресторане я оказался рядом с Хорти за общим столом; он с упоением рассказывал бесчисленные эпизоды из своей жизни морского офицера и фермера, коневода и владельца конюшен для скаковых лошадей. Я навел его на разговор о случаях на охоте, хотя и знал, что это далеко не самая приятная тема для души фюрера: он всегда говорил, что охота – это всегда только трусливое убийство, поскольку олень, самое прекрасное творение природы, не способен защитить себя; но с другой стороны, он славил браконьеров как героев и считал, что из них получаются самые лучшие солдаты; он бы очень хотел создать элитный батальон из браконьеров, говорил он[36].
После того как фельдмаршал Лист [17 апреля 1941 г.], от лица фюрера и в соответствии с директивами ОКБ, принял капитуляцию Югославии, Гитлер употребил все свое влияние, чтобы добиться прекращения боевых действий с Грецией, одновременно стремясь угодить интересам Италии и чрезмерному тщеславию Муссолини, возложив эту обязанность на генерала Йодля. Фюрер, по существу, был готов сделать грекам великодушное предложение, признав их мужественное сопротивление и то, что не они были в ответе за эту войну: в конце концов, начали ее итальянцы. Он издал приказ об незамедлительном освобождении и возвращении на родину всех военнопленных, как только их разоружат; малоимущее сельское население должно было быть сохранено, а промышленность страны не тронута, за исключением той продукции, которая может быть использована в поддержку британцам, которые высадились в Греции в марте. Если на греческой земле и продолжались какие-либо боевые действия, то они служили только одной цели: полному очищению Греции от англичан и вытеснению их с каждого захваченного ими острова. После того как мы выиграли сражение за гору Олимп, разбили британцев в Фермопилах и выгнали их из Афин, мы преследовали их разрозненные остатки до Коринфа и выбили их из каждого уголка страны, за исключением горстки островов и главной британской базы на Крите. Особого упоминания достойна ссора из-за победного входа войск в Афины: Гитлер хотел сделать это без победного парада, чтобы не обидеть национальную гордость греков. Муссолини же, увы, настаивал на триумфальном входе в город своих войск (которые сначала нужно было срочно перебросить к городу, поскольку они несколько дней, бездельничая, шли позади германских войск, вытесняющих британские войска). Фюрер уступил требованию Италии, и германские и итальянские войска вместе маршем вошли в Афины. У греков этот жалкий спектакль, разыгранный нашим доблестным союзником, которого они честно победили, вызвал только хохот.