В первый день мы не продвинулись дальше продажи лошадей, за которых мы могли бы расплатиться с ними поставкой большой партии оружия. Естественно, в этом вопросе я пошел на уступки, поскольку без противотанковых орудий, стрелкового оружия и прочего современного вооружения венгерские войска окажутся бесполезными для нас перед лицом вооруженных современным оружием русских. Но когда этим вечером Штомбателий сам отвозил меня на своей машине на устроенный для генералов большой банкет, он вдруг неожиданно спросил меня, о каком необходимом мне количестве «легких дивизий» я просил его сегодня утром. Задумавшись на мгновение, я ответил: «Двенадцать!» Он сказал, что он тоже подумал о таком количестве; он может пообещать мне девять легких пехотных дивизий и еще одну довольно слабую танковую дивизию и добавил, что он собирается сформировать для нас и вторую танковую дивизию, если мы незамедлительно пошлет им танки, которые фюрер лично обещал имперскому администратору. Кроме этого, в наличии осталась только кавалерийская дивизия, которую Хорти на данный момент ни за что не отдаст. Если я буду добиваться обещания от имперского администратора во время завтрашнего визита, он поддержит меня. Противодействие бы тогда шло только от военного министра и самого Хорти, который, под влиянием премьер-министра, боялся намерений Румынии и парламента. Так, за эти несколько минут, до того как наша машина остановилась перед дверями отеля, между нами и было достигнуто соглашение. Я был доволен его итогом, поскольку несколько хорошо экипированных и хорошо обученных дивизий были для нас более ценными, чем многочисленные подразделения со слабой боевой мощью.
Хотя на следующее утро в наших трехсторонних переговорах все еще и возникали разные критические пункты, когда мы дошли до обсуждения деталей, где мне противостояли две других стороны, а в одном вопросе мы столкнулись так, что мне даже пришлось пригрозить прервать переговоры, но в конечном счете мы все-таки выработали соглашение и зафиксировали его на бумаге, особо оно касалось масштабов и графика поставок немецкого снаряжения.
Моя аудиенция у имперского администратора прошла более гладко, чем я ожидал, так как начальник Генерального штаба явно подготовил для этого почву. Этот пожилой господин был в очень хорошем настроении, и его отношение ко мне было весьма любезным. В конце аудиенции германский посол устроил банкет, на котором особое впечатление на меня произвел разговор à deux[43] с премьер-министром Бардосси: он сказал мне, что он прекрасно понимает, что эти десять дивизий будут использоваться на Восточном фронте как отдельные силы от запланированного нами укрепления сил безопасности, патрулирующих оккупированную русскую территорию, но он серьезно обеспокоен тем, что совершенно не представляет, как он объяснит парламенту венгерского народа, почему они должны участвовать в войне Германии. Люди совершенно не готовы к этому. Никто из них, сказал он, и не думает о войне, возможно, только против Румынии. Я сказал ему, что теперь для этой борьбы с большевизмом Европа должна приложить все усилия, и совершенно непонятно, как они в такой момент могут думать о сведении старых счетов с Румынией: это было выше моего понимания! На этом наш разговор закончился, так как обед был подан. Вечером я вылетел обратно в штаб-квартиру фюрера. Не сомневаюсь, Штомбателий был самым дальновидным из них; он оказывал весьма сильное влияние на имперского администратора. Таковым, во всяком случае, было мое впечатление.