Ближе к полуночи Шустер выстроил под деревьями свои наличные силы. Немцев и полицаев он разбил на четыре группы и приказал Трыньке вести всех на поляну. Вскоре за болотом, слева от Волчьей тропы, взметнулись огненные столбы, рассыпая вокруг себя золотистые брызги искр. Шустер любовался ими, стоя у землянки и словно забыв о писаре и радисте, находившихся рядом.
Ровно в полночь в небе, усеянном мерцающими звездами, возникло нудное, прерывистое гудение. Гауптман вслушивался в него долго и напряженно и наконец воскликнул с восторгом: «Гут! Гут!» Он собрался прокричать еще что-то, но в это время за болотом воздух прочертили несколько автоматных очередей. В наступившей затем тишине у всех костров резко и требовательно зазвучали громкие голоса. Разобрать невозможно было ни единого слова, расстояние дробило и глушило звуки.
— Что там? Что произошло? — тревожно и вместе с тем раздраженно воскликнул гауптман. — Кто стрелял?
С минуту он стоял в каком-то оцепенении и вдруг сорвался бежать туда, к кострам, но Борцов и Деффер успели преградить ему путь.
— Измена! — заорал он, хватаясь за кобуру. — Расстреляю! Всех!
В то же мгновение его рука оказалась заломленной за спину. Шустер дергался и дрожал, бессильный что-либо предпринять.
— Гауптман, не делайте глупостей, — негромко, но внятно произнес Павел Николаевич. — Разве вам не ясно, что произошло? Вы же кадровый разведчик…