– А они меня и не любят, – успокоила ее Ленка и, обняв Курочкину за талию, повела к автобусам.
Всю дорогу та прорыдала на Ленкином плече:
– Лена, объясни мне, за что? За что мне все это? Что я такого плохого сделала? Или что хорошего я не сделала? Мужики бегут от меня все, как лоси от пожара. Слышишь? Земля дрожит, сучья трещат. Мыши-свиньи врассыпную. Как противно жить, Лена! Я же не для себя! Я же для будущих поколений! Кто-то же должен увеличивать народонаселение страны! Так это – я! Я буду хорошей матерью, Лена! Самой-самой-самой хорошей! Мне так мало надо. Только глоток нежности и внимания. Пригоршню ласки и доброты. Пожалейте меня, поучаствуйте в моем бесконечном и бескрайнем одиночестве! Не пинайте, не отталкивайте, не называйте дурочкой! Я же, Лена, от страха дурею. От страха, что так и умру, не поднеся к груди младенчика. Я же щедрая, Лена! Я же с себя все сниму и отдам! И отдамся! Любому, кто подарит мне хотя бы лучик надежды! Я же старательная, Лена! Я же в лепешку расшибаюсь! Я все-все исполняю, что ни попросят. Я же талантливая, Лена. Я такие чудеса в постели вытворяю, мало не покажется!
– Бедная моя, – не выдержала Ленка, последняя фраза произвела на нее особое впечатление, – дай хоть я тебя пожалею.
Она обняла Курочкину за плечи и с удивлением обнаружила, что не так-то уж велика и непреодолима бездна, пролегающая между ними.
– Куда мы идем, Лена? – продолжала Курочкина. – В мире мужчин мы, женщины, – бедные, растерянные, потерявшиеся трамвайчики. Без рельсов, без шпал, без парусов и ветрил плывем в море-океане абсолютной жестокости в поисках единственного заповедного островка, где нас ждет любовь. И что обидно, весь этот путь без конца и начала не всем суждено преодолеть и стать победительницами. Сколько наших сестер пало на поле брани! Сколько загубленных судеб, жизней и даже, не побоюсь этого слова, карьер! И все ради чего, Лена? Ответь мне, не солги. Ты добрая, смелая, честная, скажи мне прямо... – Любка набрала побольше воздуха в легкие и что есть мочи выдохнула: – Лена, ответь мне, любовь есть?
– Любовь... – начала Ленка и тут же осеклась.
Перед ее глазами высветлились и пронеслись мгновенные кадры почти забытой короткометражки: поздняя осень, дождь, мокрые пряди липнут ко лбу, метро по-летнему душное, очумелые встречные поезда, людской заботливый водоворот, подводное бешеное течение. Ее тащит куда-то, влечет, отстраняет... Полудохлая птица в горле бьется, и бьется, и бьется... Высокая прощальная истерика... А где-то на изумрудно-живописном берегу стоит спокойный сгорбленный старик и смотрит исподлобья. Стоит и смотрит. Смотрит и молчит. Молчит и улыбается. И улыбается, и улыбается, и улыбается... Так бы и врезала ему промеж глаз!