– Лангманн уходит, – сообщил Маккол.
– Вероятно, он приходил, чтобы обсудить приготовления к похоронам. Они собираются устроить грандиозное зрелище. Нельзя их за это винить. Что ж делать, если нет ничего, кроме похорон, чтобы завоевать народные симпатии, – сказал циничный Мартин.
– Когда состоится церемония? Завтра?
– Сегодня, – ответствовал Мартин, – в 16 часов.
Последовало долгое молчание. Маккол наблюдал, как Лангманн вышел на берег, сел в машину и уехал. Мартин упорно смотрел в потолок.
– Мы должны придумать что-нибудь еще, – вздохнул он.
– Согласен, – оживился Маккол. – Харвуд ждет от нас решительных действий. Он выиграл свое сражение благодаря боевому наступательному духу и вправе требовать от нас того же.
– De l'audace, et encore de l'audace et toujours de l'audace![31] – проговорил Мартин.
Маккол задумчиво повторил фразу с выраженным дартмутским акцентом.
– Кто это сказал? – спросил он.
– Дантон.[32]
Маккол заметил:
– Слыша новое иностранное изречение, я всякий раз прихожу к выводу, что англичанин сказал бы лучше. – Подумав, он добавил: – И короче.
Мартин ухмыльнулся:
– Например?
Британский военный атташе не был намерен уступать.
– Харвуд сказал лучше, – ответил он. – «Моя цель – уничтожение».
– Уел, – мирно согласился Мартин.
В семь часов утра подошел буксир и пришвартовался к причалу таможни для досмотра. Через час владелец похоронного бюро привез из города тридцать шесть гробов, которые переправили на линкор. За всем этим наблюдал Маккол.
– Скоро я должен буду уйти, – сообщил он.
– Действуй, – меланхолично заметил его товарищ, – а я пока посмотрю. Возвращайся, когда сможешь. Кстати, ты бы лучше побрился и привел себя в порядок, а то коммодор отметит твою неопрятность в корабельном журнале.
Одеваясь, Маккол заметил:
– Лангсдорф тоже всю ночь на ногах.
Человек, который делал все от него зависящее, чтобы уничтожить немецкого капитана, кивнул и с искренним сочувствием заметил:
– Бедолага…
Маккол находился вместе с Миллингтон-Дрейком. Причем попасть в здание миссии ему удалось с изрядным трудом. Его все еще осаждали добровольцы. Люди вели себя спокойно, соблюдали порядок, но толпа блокировала улицу и вход в миссию. Машина военно-морского атташе была припаркована на противоположной стороне улицы под деревьями, и водитель – приятель Лотте прогуливался рядом с обеспокоенным выражением лица. Он обернулся, чтобы посмотреть, не идет ли Маккол, потом взглянул на часы и нахмурился. Вздохнув, он снова принялся мерить шагами улицу. Неожиданно его лицо прояснилось. Он украдкой оглянулся на посольство, не наблюдает ли кто за ним, и радостно замахал рукой.