Брусилов требовал подкрепления. Но верховный главнокомандующий уверял его, что все остальные фронты, за исключением Кавказского, ведут не менее ожесточенные бои и потери там столь же велики, к тому же им противостоят германские части, куда как более опасные, нежели австро-венгерские, с которыми имели дело войска Брусилова.
Тем не менее пару дивизий ему подкинули, но это была капля в море, учитывая, что первая линия его армий, прорвав укрепления противника, потеряла не менее трети своего личного состава, а у некоторых эта цифра доходила и до половины.
— Я не смогу продолжать наступление, — настаивал Брусилов, — оно захлебнется. Передо мной еще несколько полос сильных укреплений.
— Ну что я могу поделать? — разводил руками главком. — Вы предлагаете оставить без подкрепления ваших соседей?
— Я продвинулся дальше их.
— Поздравляю вас, — вставил главком.
— Но есть вероятность, что мне ударят во фланг. Я не смогу закрыть эту брешь. И уж тем более я не смогу взять штурмом форт «Мария Магдалена», а он мешает мне окружить Будапешт.
Он и сам понимал, что этот спор ни к чему не приведет, и все-таки продолжал его.
— Хотите чаю? — предложил главком.
— Нет уж, покорнейше благодарю, — отмахнулся Брусилов.
Они сидели в вагоне главнокомандующего в мягких, уютных кожаных креслах за массивным дубовым столом. На нем стоял пышущий жаром медный самовар, фарфоровые заварной чайник и сахарница.
«Черт подери, мы похожи на купцов, которые никак не могут договориться о поставках и цене на товар», — негодовал Брусилов.
Стены вагона были тоже обшиты дубом и практически не пропускали звуков с улицы, но зато горели они, наверное, тоже превосходно, и одного зажигательного снаряда, запущенного с аэроплана, хватило бы, чтобы превратить этот вагон в уголья.