– Олежка-а-а, – восхищенно протянула я, отступив на шаг и разглядывая брата с головы до ног, – ты что, педиком стал?
– Щас как тресну в лоб! – возмутился тот. – Что за необоснованные инсинуации?!
– Как это необоснованные, очень даже обоснованные! До безобразия самодовольная и ухоженная морда, маникюр, моднючая стрижка, изысканный парфюм – ты или педик, или модель. Что в принципе почти всегда одно и то же.
– Грустно, – тяжело вздохнул Олег, вдвигаясь в прихожую. – Грустно и обидно, что моя собственная сестра не избавилась от лапотной дремучести, для которой настоящий мужик должен быть могуч, вонюч и волосат. А если мужчина следит за своей внешностью, хочет пахнуть не собой, а хорошим парфюмом, считает, что ухоженные мужские руки гораздо приятней для нежной женской кожи, чем корявые заскорузлые лапы с обгрызенными ногтями, это означает только одно – он гей. Мне что, пукнуть или рыгнуть, чтобы тебе комфортнее стало?
– Ты не забыл, милый братик, – недобро прищурилась я, – что я особь опасная и злопамятная? И драться умею не хуже некоторых модников, все свое свободное время проводящих в солярии или в салоне красоты.
– Ну почему же, – брат на всякий случай отодвинулся, – не только там, я еще и в бассейн хожу, и железо таскаю.
– Когда же ты успеваешь свои суперфотки щелкать?
– В промежутках между солярием и бассейном. – Олежка улыбнулся, неожиданно обнял меня и закружил по прихожей. – Варюха, как же я рад тебя видеть! Я так по вам всем соскучился, и по отцу, и по маме, и по тебе! И по елке домашней! Сегодня должен был Новый год встречать на открытии нового торгово-развлекательного комплекса, но утром представил себе всю эту однообразную мутотень и решил забить на нее. Тошнит уже от этих фальшивых улыбок и сисек!
– Интересное перечисление, – рассмеялась я, заразившись его восторгом.
Хотела было продолжить шутливо пререкаться, но радость от встречи с братом вдруг сломала истончившуюся до прозрачной хрупкости льда стенку самообладания. Я так устала держать всю боль в себе, не имея возможности поделиться ею с близким человеком!
В носу защекотало, губы подло задрожали, я попыталась их прикусить, но ничего не вышло – непослушные пакостницы вывернулись и мгновенно распухли варениками. У меня всегда так при плаче – словно нос в улей сунула.
Из горла вырвался всхлип, потом другой, третий, и вот я уже стою, уткнувшись носом в крокодильчика на груди брата, и старательно топлю рептилию в слезах. А Олег, перепугавшись до икоты, гладит меня по плечам дрожащими руками и бормочет что-то успокаивающее.