— Не знал, что Рудашевских выпускают и в женском исполнении, — острит Ландсман, устраиваясь на корточках в широком пространстве между сиденьями.
— Это Шпринцль, — поясняет хозяйка, поднимая вуаль. Тело ее хрупко и тщедушно, чуть ли не измождено, однако не преклонными годами, против возраста протестуют тонкие черты лица, худощавого, но гладкого, таким можно любоваться. Широко разнесенные, голубые до синевы глаза, — наверное, такие и называются роковые. Губы не накрашены, однако полные и красные. Ноздри длинного прямого носа изогнуты крыльями. Лицо полно жизни, здоровья, а тело в упадке, и это вызывает беспокойство. Голова венчает ее морщинистую шею, как паразит, хищник-инопланетянин. — Обратите внимание на то, что Шпринцль вас еще не убила.
— Благодарю вас, Шпринцль.
— No problem, — бросает та, как будто луковица грохнулась в пустую жестянку ведра.
Батшева Шпильман шевельнула рукой в противоположный угол заднего сиденья. Перчатка из черного бархата, застегнута на запястье тремя некрупными черными жемчужинами. Ландсман благодарно кивает и перемещается на сиденье, весьма удобное, сразу вызывающее в пальцах ощущение прохладного, запотевшего стакана.
— Она также не сообщила о вашем прибытии своим братьям и кузенам в других автомобилях, хотя, как видите, это очень легко сделать.
— Крутая шайка-лейка эти Рудашевские, — бормочет Ландсман, но он понимает, что она хотела дать ему понять. — Вы хотели со мной поговорить.
— Неужели? — Она раздумывает, не шевельнуть ли губой, но отказывается от этого намерения. — Это ведь вы вломились в мою машину.
— О, тысяча извинений, мэм! Виноват, я принял вашу машину за шестьдесят первый автобус.
Физиономия Шпринцль Рудашевской отключается от присутствующих, приобретает выражение мистически-философической опустошенности. Как будто она обмочилась в штаны и наслаждается внезапной комфортной теплотой.
— Спрашивают, как у нас дела, мэм, — нежно обращается она к хозяйке. — Интересуются, все ли в порядке.
— Скажи, что все хорошо, Шпринцеле. Скажи, что едем домой. — Она повернулась к Ландсману — Мы завезем вас в отель. Гляну на него. — Глаза спокойные и такого цвета, какого Ландсман никогда еще не видел. Разве что в птичьем оперении да в витражах. — Это устроит вас, детектив Ландсман?
Конечно его это устроит. Шпринцль Рудашевская бормочет в микрофон, а ее хозяйка опускает перегородку и инструктирует водителя. Угол Макса Нордау и Берлеви.
— Похоже, вас мучает жажда, детектив. Уверены, что не хотите имбирного эля? Шпринцеле, дай джентльмену стаканчик эля…