– Хорошо, – ответил я, – сейчас!
И вышел вслед за ним.
Он прошел до мертвецкой, где никто никогда не задерживался.
– Я снова хочу убежать! – сказал он возбужденно. – Желаю участвовать в окончательной битве! И скажите мне: желаете ли вы со мной?
Я торопливо прикурил сигарету. Руки мои тряслись, когда я подносил ее к губам.
– И? – спросил я.
– Я уже с год работаю вне лагеря. Вчера я наконец установил связь. В бане…
– Русский?
– Китаец. Честный человек, насколько можно судить по этим узкоглазым лицам о честности. – Он покопался в кармане мехового гусарского ментика, вынул маленький грязный листочек. – Китаец хорошо говорит и пишет по-русски, – пояснил он.
Я прочел: «Я готов тайными тропами провести четверых человек в Тинцзин. Лошади и оружие у меня имеются. Через трое суток выходите из бани».
Я сложил листок. Телеки бегал взад-вперед.
– Боже, боже, – прошептал он несколько раз.
– Да, – сказал я наконец, – мы пойдем, но как?
Он схватил меня за руку:
– Кого мы еще выберем?
Мы просовещались часа два. Я подумал о Поде. Думал о Зальтине. Наконец остановился на Зейдлице.
– Что вы думаете о лейтенанте Хассане? – спросил он.
Я улыбнулся и закрыл глаза. Я хорошо знал его и представил себе: худой и жилистый, с острой птичьей головой, кривыми ногами кавалериста, полыхающими огнем глазами, вспыхивающими при малейшем волнении.
– Хорошо, – сказал я, – вы, Зейдлиц, Хассан, я – полный Тройственный союз![9]
– Так вы беретесь за дальнейшие переговоры?
– Да, только одно: до какой суммы я могу дойти?
– У меня четыреста.
Лоб его наморщился.
– У меня только три сотни, – признался он. – Но у Хассана должно быть больше…
– Тогда он сможет ссудить Зейдлицу. Я предложу ему самое большее по триста за человека. Китайские пальто мы можем дешево купить в лагере для нижних чинов…
Он прижал палец к губам.
– Разумеется, Телеки! – успокоил я его.
Зейдлиц загорелся нашей идеей.
– Что вы обо мне думаете! – непрестанно повторяет он. – Теперь мы дадим последний бой!
Он старается собрать деньги отовсюду, где только возможно, что дается ему нелегко, но для этой цели он готов пойти на все.
Я живу как в горячке. Нужно ли было выбрать Пода? Нет, на него сразу же обратили бы внимание. А Зальтин, этот великолепный австриец? Нет, а вот Зейдлиц уже немного говорит по-русски. И самый волевой из всех.
Он единственный, кого можно принять в расчет.
Три дня спустя от Вереникина я получил конвойного. Я широкими шагами иду впереди, казак, бренча саблей, наступает мне на пятки. Перед баней я даю ему полрубля.
– Иди выпей шнапса, я не убегу!
– Спасибо, господин!