Я остановился отхлебнуть горячего какао и прикурить сигарету. Эд достал откуда-то из-за своей спины пепельницу и поставил ее передо мной. Я принял это как разрешение курить в помещении.
— Итак, приступим. Я родился двадцать четвертого сентября тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года в Германии в городе Фрайбург (Freiburg). Позже мои родители переехали в туристический городок Титизее (Titisee), расположенный в Черном лесу, где они купили гостиницу. Если спросить у двадцати человек, почему лес называют Черным, можно получить двадцать разных ответов, начиная от самых простых, типа «деревья очень черные, не стоит ходить туда ночью» и т. п. Для меня этот волшебный лес был местом покоя, тайн и приключений. Там встречались вещи, которые я не мог понять, а потому просто принимал. Все, что мне было нужно, — это деревья и таинственный лес. Они были моим убежищем, моей любовью и друзьями. По сути, единственными друзьями. Люди были суеверны и, на мой взгляд, очень странные, хоть сами они так не считали.
Временами городок Титизее был тих, как спокойное озеро, но при наплыве туристов превращался в пчелиный улей. В городке и в окрестностях находились, в основном, гостиницы, фермы и небольшие магазинчики для туристов. В чем-то город был современным, но присутствовали в нем и черты средневековья. Некоторые горожане были при деньгах, в то время как остальные жили очень бедно. Владельцы предприятий разъезжали на «мерседесах», а фермеры вручную доили коров, собирали сено и копали картошку, едва сводя концы с концами. Как будто два мира смешались в одном — у некоторых главной заботой было решить, где отдохнуть в мертвый сезон, а другие лелеяли надежду, что смогут уплатить земельный налог. Предприниматели жили в красивых усадьбах, другие же — в домах, возвращающих вас на два столетия назад. В одном строении находились жилой дом, загон для свиней, хлев для коров и сарай с курами. Открываешь дверь кухни, и сразу же перед тобой загон с ожидающими остатков пищи свиньями — прямо тут же, в соседней комнате. Мне все это казалось довольно странным. Даже сейчас, рассказывая об этом, чувствую запах хлева, витавший в тех жилищах.
— Когда я служил в армии за границей, то насмотрелся такого, — Эд адресовал свои слова Салли, корчившей ему смешные рожицы.
— И сейчас есть подобные места, хоть их осталось немного, — ответил я и продолжил: — В то время мне было между шестью и семью годами. У родителей была гостиница, и они работали с раннего утра до позднего вечера, закрываясь, лишь когда последний постоялец уляжется спать. Мать была серьезно больна. Я еще не понимал, что такое рак. Мама все время лежала либо в больнице или дома в кровати — соответственно, работы у отца было еще больше. Таким образом, я рос без родительского надзора и подвергался лишь незначительному влиянию телевидения. Это привело к необычным последствиям. Начиная с раннего детства, мы учимся у других множеству вещей, и результаты этого обучения ошеломляют. Многие исследователи приходят к выводу, что все дети обладают талантами, которые позже подавляются внешними воздействиями. Если убрать эти воздействия, то результат будет совершенно иным. Я смотрел на мир собственными глазами, не находясь под воздействием чужих убеждений. Мог принимать или отвергать все, чему становился свидетелем, и был свободен от того, чтобы соглашаться со взглядами, обычно навязываемыми родителями или обществом. Это выделяло меня среди других детей и делало чужаком в их среде. Когда ребенка воспитывает отец или мать, имеющие определенные убеждения, неважно, истинные они или нет, то высока вероятность, что ребенок тоже примет эти взгляды — часто даже не подвергая их сомнению. Свободный от подобного влияния, я видел мир иначе. Ни мои действия, ни поведение, ни мышление не были сформированы кем-то, я никому не подражал.