Вспоминая слова Фазиля Искандера: «Сатира — это оскорбленная любовь», — Шендерович утверждает, что власть обманула народ, и потому достойна сатирического разоблачения. Стремясь разобраться в сущности анекдота, Шендерович, на мой взгляд, излишне оптимистически считает, что в анекдотах у народа «вырабатывается юмор такого уровня, который помогает выжить в этой стране. Человек через анекдот выживает».
Власть оставляет за собой право призвать смеховой антимир к порядку. Как остановить хаос в русских головах? Русский анекдот часто повествует о несостоятельности существования и о тщетности надежд. Что бы ты ни делал в жизни — жди подвоха. Мы живем в веселом аду. Русская идея несерьезности жизни как идея-корректив западного «серьезного» отношения к морали, естественно, может выглядеть заманчивой для уставшего от размеренной жизни иностранца, хотя и отпугивает своей политической некорректностью, а порой атавизмом, грубостью, варварством. Юмор, обращенный против всех, от евреев до чукчей, от мужей до любовников, от ментов до бандитов, от крокодила Гены до Наташи Ростовой, от злой жены до президента, смешивает карты, порождает абсурд, вступает, в конечном счете, в противоречие с необходимым для России усилием стать частью цивилизованного мира. Он отражает русскую душу и одновременно формирует ее. Он готов к сопротивлению авторитаризму и, вместе с тем, сомневается в разумном устроении жизни. Он ставит непомерные задачи и ищет обходные пути. Он всю жизнь сводит к одной большой шутке и затем удивляется, откуда что берется. Анекдот спрашивает Василия Ивановича, выпьет ли тот реку водки, и Чапаев отвечает: «Где же я возьму такой огурец, чтобы ее закусить?!». Россия застыла в ожидании чуда-огурца.