– А какие шаги могут считаться подозрительными? – ехидно осведомилась я.
– Извольте. Крадущиеся. Бегущие на цыпочках. А ничего такого не было. Какой-то мужчина спокойно прошел себе, и все.
– От выхода или к выходу?
– К выходу. Но до него, насколько я понимаю, не дошел, потому что открылась и закрылась чья-то дверь.
– Так мы и будем всякую ночь вздрагивать от любого шороха?
– Потерпите, Анна Михайловна, уже недолго осталось. Ваш покорный слуга преподнесет вам убийцу тепленьким. Как говорится, на блюдечке.
– По мне – так лучше холодненьким! – мрачно пошутила я.
– Экая вы амазонка! – в том же тоне откликнулся Мамонов. – Видать, и вправду разозлились, раз крови жаждете.
– Скажите, капитан, вы женаты? – безо всякой связи с нашим разговором спросила я.
– Никак нет, ваше сиятельство, – насмешливо отозвался он. – Мне нравятся девушки живые и умные, такие, как вы, а попадаются все больше скучные жеманницы, по коим сразу видно: родит, растолстеет и будет только есть да спать.
– Значит, на мне вы могли бы жениться?
Сдалась мне эта женитьба! Можно подумать, больше нечего делать, как приставать к мужчинам с дурацкими вопросами. Но Мамонов от моего вопроса смешался.
– Мог бы, отчего же нет, только вы за меня не пойдете. Богатства я не нажил, в быту человек скучный – пожалуй, такие девушки, как вы, не для меня.
Это уже был удар. До сего времени мне казалось, что выйти замуж я смогу безо всяких трудностей, но вот уже третий мужчина – по крайней мере из тех, кто мне симпатичен, – отказывается от женитьбы на мне. У Мамонова разве что получилось помягче, чем у Зимина, и яснее, чем у Веллингтона, но конец тот же самый: нет!
И тут я разозлилась. По-настоящему. Что они здесь все делают? Зачем мне это нужно? Я и сама справлюсь с неведомым убийцей, и распоряжусь своим приданым, и найду управляющего.
На этой волне за завтраком я взяла да и выложила всем четверым, что пора, пожалуй, и честь знать. Прямо так и сказала:
– Дорогие гости, не надоели ли вам хозяева?
На некоторое время за столом воцарилась тишина, а потом заговорили одновременно все четверо. Получился гул голосов, из которого я смогла выхватить несколько фраз: «Что с вами, Анна, мы вас чем-то обидели? Кузина, отчего вы так жестоки? Анна Михайловна, голубушка, что же это вы гневаться изволите? Ваше сиятельство, это заявление есть безрассудство!..»
Наконец они сообразили, что получается базар, и Мамонов поднял руку, словно собирался присягать мне на верность.
– Видимо, господа, мы и в самом деле с вами заигрались, если даже столь юная девица, как ее сиятельство, пеняет нам на бездействие. Ежели вы даете мне слово, я, пожалуй, подведу черту под случившимся здесь, в Дедове, событием...