Под юбкой Ингрид, вопреки ожиданию, оказались трусики, но такие просторные, что я без труда проник сквозь них к заветной щелке. Она напоминала сливовое варенье, остывающее на газовой плите. Каждые пять минут я тихонько прибегал на кухню и погружал в кастрюльку палец, унося к своему письменному столу с раскрытой тетрадью и учебником русского языка для третьего класса два-три украденных спазма скользко-сладкого наслаждения. Видимо, я забрел в своем воображении дальше положенного, потому что когда оказался наконец в этой щелке, то почувствовал, что вот-вот взорвусь. Так оно и случилось – и мне пришлось прямо внутри, в остром, пощипывающем соусе, сконфуженно дожидаться приступа очередного вдохновения. Второй раз получился продолжительней, но и тут мне не удалось увлечь за собой Ингрид, и я разрядился раньше, чем вывел ее на вершину. Только с третьего раза я оживил эту янтарную пчелку, стряхнувшую наконец с себя капельки расплавленной прибалтийской смолы и впившуюся в меня жгучим, алчным жалом. Ее оргазм поразил меня – он был долог и дробен и походил на расходящиеся по воде круги – один за другим, один за другим, когда на смену истаивающим из самого эпицентра рождались новые. И еще поразило – что она ни стоном, ни вздохом не нарушила заповедной тишины. Готовая разведчица, Мата Хари. Петр наш дрых, как пень. Мне тоже бешено захотелось спать, и из вежливости полежав рядом и огладив ее уже далеко не столь притягательные подробности, я перевалился через борт к себе и мгновенно заснул.
На сей раз мне приснилось, что по моему голому телу быстро бегает какая-то маленькая птичка и тревожно чирикает, будто ища что-то. Я открыл глаза и уставился в небо. Его купол был в звездах. Откуда-то раздавался тоненький писклявый голосок, без устали повторявший: «Ай, ай, ай». Я удивленно повернул голову и увидел свешивающуюся надо мной ступню, которая со следующим «ай» взлетела в воздух и тут же снова опустилась, едва не расквасив мне пяткой нос. Никогда в жизни я не был удивлен более, чем в тот предрассветный час. Мою женщину имели прямо у меня на глазах, и как, как она при этом себя вела! Ни в натуре, ни в порнофильмах я не видел такого самозабвенного соития – и не участвовал в нем.
Плот подо мной ходил ходуном, что, вместе с криками и стонами, и вздохами, и медвежьим рычанием, и упоенным чавканьем гениталий, могло разбудить и мертвого, но моим любовникам не было до этого никакого дела. Я для них просто не существовал. Я отполз на край плота, смахнув ненароком за борт пустую бутылку из-под «Распутина», почему-то оказавшуюся на моей стороне, и, совсем как мальчик, подглядывающий за сношающимися в кустах тетей и дядей, поднял голову. Мощные ягодицы Петра вздымались и опускались с неумолимостью судьбы, его широченная спина полностью скрывала от меня Ингрид, и моему болезненно любопытствующему взору представлялись лишь разорванные фрагменты упоения молодой женщины – впивающиеся в жирные лопатки наманикюренные ноготки да тонкие стволы ног, летающие туда-сюда, как ветви в бурю. Я отвязал свой фал – не путать с фаллосом – тихо, без плеска спустился в воду и поплыл... Можете себя представить мои поруганные чувства.