— Я считаю, что это единственный путь нашего выживания. Если вы сегодня пренебрежете одним стихом Торы, а завтра другим, то в итоге возникнет ситуация, характерная для ваших киноактеров. Знаменитый Кирк Дуглас был в оригинале Иссером Даниловичем, евреем. А его сын, Майкл Дуглас, — больше не еврей, поскольку его мать, жена Кирка, не еврейка. И Дэнни Кей родился евреем — Даниил Каминский. И он больше не еврей. А Тони Кертис — это Бернард Шварц, сын Эммануила Шварца из Будапешта. Но дочь Тони — Джеми Ли Кертис — больше не еврейка. Так что же вы хотите? Чтобы Израиль пошел по вашему пути свободы ассимиляции или принудительно стал Ноевым ковчегом для спасения еврейства? Вот об этом стоит подумать. *** Об этом действительно стоит подумать. Здесь, в эмиграции, я прочел добрых пару сотен статей и книг, авторы которых на все лады восторгались почти мистическим феноменом: Селевкид Антиох IV, римские императоры, христианская церковь, крестоносцы, инквизиция, русские цари, нацисты и советская власть, — все они хотели либо истребить, либо ассимилировать евреев (А.Дикий. Евреи в России и в СССР); и вот итог — они все погибли, а евреи существуют! И вдруг оказывается, что картина-то совсем не выглядит столь мистически радостной. Оказывается, что, очутившись в открытом обществе с защитой против антисемитизма и беспредельными возможностями, евреи ассимилируются прямо-таки с «космической» скоростью — 2,5 миллиона за пять лет! Они, оказывается, в абсолютном своем большинстве, просто хотят жить, любить, жениться на любимых девушках и иметь от них детей. А с Израилем-то, оказывается, еще сложнее. Те наивные чудаки, полагавшие, что все жертвы приносятся как раз ради того, чтобы превратить страну в жемчужину на благодатном Средиземном море, — они, выходит, жестоко ошиблись. Не жемчужина это будет, по мысли тех, кто держит в своих руках реальную власть над людьми, а что-то вроде, питомника для разведения чистых по крови евреев. (Ужасно напоминает мне это какую-то гнусность — да никак не припомню какую). А если несознательные израильтяне начинают добиваться гражданских прав, — пусть знают, что это не их ума дело: есть люди по умнее, думающие и решающие за них, — для их же блага, естественно. (Это тоже что-то ужасно знакомое.) Что касается меня, то на этот раз я хочу высказаться вполне определенно. Если бы я полюбил и был любим, и ревнитель чистоты породы стал бы доказывать мне, что я не могу назвать любимую женщину своей женой, поскольку это противоречит интересам борьбы с ассимиляцией, я не стал бы с ним разговаривать. А если бы подобные вещи мне стало диктовать государство, я бы наверняка эмигрировал вторично. «Новое Русское Слово», 4 августа 1995 года