Первый дом встретил меня пустыми глазницами окон и криво висящей на одной петле входной дверью, он оказался нежилым. Во второй дом я соваться не стал. Заходить туда — шаг вполне очевидный не только для меня, но и немцев, которые будут разыскивать окруженцев таких же, как я. Поэтому добрался до крайнего дома с восточной стороны хутора, взвел затвор ППШ и негромко постучал в окно, состоящее из трех почти целых кусков стекла. Поначалу никакой реакции. Постучал еще раз, потом еще. Минут через семь, скрипнула входная дверь, и на пороге появился, как я смог разобрать в темноте, сухонький дедок в чем-то темном и белеющих из-под верхней одежды кальсонах.
— Здорово, дед. Немцы на хуторе есть?
— Не, никого нету. Наши вчера еще до полудня убёгли, а германцы не задерживаясь проехали. Вот когда тыловики ихние нагрянут, тогда да.
— А ты откуда знаешь?
— Так ведь не первый раз. Полтора года назад точно так же было. Сначала одни прошли, потом другие приехали. И окруженцы, вроде тебя, тоже месяц еще ходили, в окна стучали, а германцы тыловые их отлавливали.
Похоже, опытный мне попался дедок. И разговорчивый.
— А дверь ночью на стук открывать не боишься?
— На такой не боюсь. Когда так стучат — помощи просить будут. Вот когда в дверь прикладами колотят и выломать ее грозятся, вот тогда да, страшно.
— А мне поможешь?
Дед покосился на ствол автомата.
— Чем смогу.
— Я ногу зашиб, хожу плохо, мне бы дня два-три отлежаться…
— Не, не, не. В дом не пущу. Германцы нагрянут, и тебя, и меня со старухой, и сноху с внучатами, всех повесят. Ты чуть дальше пройди, там амбар ничейный, в нем схоронись. Туда никто не ходит. А я тебе сейчас чего поесть соображу. Голодный, небось?
— Голодный, с позавчерашнего вечера не ел. А дом на окраине по этой причине пустой?
— По этой. Да и не только он, — даже в темноте было заметно, как дед помрачнел. — И людишки на хуторе тоже разные есть. Ладно, жди.
Дед исчез в доме, закрыв, но не заперев дверь. Вернулся быстро, как будто все у него было готово заранее. А может, и вправду заранее подготовился к таким визитам.
Дверь скрипнула, и на пороге появился дед с нашим армейским котелком.
— На, ешь. И вот еще.
Дел сунул мне полбуханки черного хлеба. Хлеб был явно заводской, а не домашней выпечки.
— А это откуда? — спросил я, набивая рот хлебом и цедя через край котелка еще не остывшую болтушку на ржаной муке.
— Хлебопекарня у нас стояла. А как германцы на дороге появились, они еле утечь успели. Все побросали: и готовый хлеб, и то, что в печи, и тесто. А мы разобрали по домам.
— Вояки хреновы.