— Да вы не расстраивайтесь так, товарищ ефрейтор, не одному вам на этом ответственном участке трудиться придется. От каждого расчета выделяется по одному человеку, вы — старший. За сутки должны справиться. Заодно и навыки командирские разовьете.
Последнее сорвалось с языка непроизвольно, не хотел я этого говорить, но какой-то черт дернул меня за язык. Ефрейтор Ложкин — не самый худший представитель хомо зенитикус, это я уже успел заметить. Технику знает, с людьми ладит, а то, что амбиции у парня чуть повышенные, так молодой еще. Но, что сказано, то сказано, назад не вернешь.
— А сейчас приступаем к чистке ствола и механизмов автоматики.
Все-таки, у нового способа проверки нулевой линии есть свои недостатки.
— По танку. Бронебойными. Скорость пять. Четыре.
Четыре — это дальность в гектометрах. С такого расстояния лязг гусениц и рев мотора слышны отчетливо. Невольно я командую тише, как будто танкисты могут меня услышать.
— Есть цель, — докладывает Ложкин.
Неужели они нас действительно не видят? Хотя со стороны наша пушка выглядит сейчас как большой куст — столько веток мы привязали к станку, что расчет еле помещается, а заряжающий Бикбаев едва может развернуться.
— Огонь! — командует Сладков.
— Огонь!
Теперь голос можно не сдерживать, танк приблизился на ожидаемое расстояние и подставил борт.
— Трасса прошла за кормой танка, — дает вводную лейтенант.
— Полтанка влево, дальность три, — тут же реагирую я.
Тридцатьчетверка разворачивается, плюясь с кормы черным выхлопом и разбрасывая с гусениц донской чернозем. Механик-водитель добавляет оборотов и, выдав назад еще более плотную черную завесу, танк движется на исходную. В связи с приближением немецкого наступления под Курском нас на танки натаскивают почти также интенсивно, как на самолеты. Вот и сейчас учимся стрелять не по воображаемому, а вполне реальному танку. Впрочем, танкистов, мотострелков, разведчиков гоняют не меньше нашего.
— Хорошо, — подводит итог взводный, — пока все.
— Матчасть в исходное, — добавляю я.
Приближается время обеда, поэтому команда выполняется с особым рвением.
— Командир, а кухня-то нас сегодня найдет? — интересуется Коробовкин.
— А черт ее знает.
Может и не найти. Или не искать. Тогда придется начинать вторую часть учений с бурчащим от голода животом.
— Вон, комсорг идет, — замечает Ложкин. — У него спроси.
После упразднения политруков, их обязанности частично возложили на комсорга и парторга батареи. Вот они и бегают, беседы проводят, боевой дух нам поднимают. На сей раз оказалось, что комсорг пришел по мою душу.