— Шукарев у аппарата. — Вдруг лицо его посерьезнело, приняло торжественно-официальное выражение. — Слушаю вас, товарищ адмирал. Да, Да. Так точно, товарищ адмирал. Есть, товарищ адмирал. Есть… Счастливого, вам пути, товарищ адмирал. — Аккуратно опустив трубку, Шукарев задумался, пожевал губами, покачал головой. — Да-а… Новая вводная… Все ломается…
— Что, выход в море отменяется?
— Да нет, выход не отменяется. Я не смогу с тобой пойти. — Шукарев искренне был огорчен, а у Логинова свалилось с души, и он испугался, как бы это чувство великого облегчения не прорвалось наружу в его голосе, во взгляде. — Адмирала в Москву вызвали. Рано утром с замкомандующего флотом улетает. А меня он за себя оставил. Вот такая петрушка получается. — Шукарев встал и подошел к Логинову. Тот тоже поднялся, подобрался. — Я тебя прошу, Николай Филиппович, не подведи меня, не рискуй без надобности. Ну не прорвете рубеж, черт с ним. Не теряй головы. А начнет «академик» что-нибудь отчебучивать — пресекай и вступай сам в командование. Будь благоразумным. Добро?
— Добро, Юрий Захарович.
Поняв, что разговор окончен, Логинов поспешно вскочил со стула и хотел было поскорее, пока комбриг чего-нибудь не удумал, вылететь из кабинета. Но Шукарев задержал его. Похоже, не поверил он ему сейчас. А может, успел прочитать на лице радость?
— Вот что, Логинов, — Шукарев даже назвал его по фамилии, — слушай мой приказ: я категорически запрещаю всякие там трали-вали. Ка-те-го-ри-чес-ки! Никаких фокусов! Прорывать зону ПЛО[5] только так, как это мы обычно делаем. Ты меня понял?!
— Так точно, товарищ комбриг, понял. Разрешите идти?
— Иди. — И уже когда Логинов толкнул дверь, Шукарев потеплевшим голосом пожелал ему вслед: — Успеха тебе.
— Спасибо.
* * *
Синоптики на этот раз не ошиблись: буйный метельный ветер ночью стих, зашел на юго-запад и теперь, по-весеннему горький и тревожный, нес с собой из-за сопок запах талого снега и терпкий аромат. Солнце сияло вовсю. Но гладкое, без единого облачка небо еще не прогрелось, оно оставалось холодновато-синим, как бывает в средней полосе в погожие дни октября.
Над бухтой, точно радуясь возвращению тепла, весело гомонили чайки. Покружившись над серой гладью воды, они одна за другой через крыло сваливались вниз и садились на огромные металлические плавающие бочки, к которым швартовались корабли. Чайки деловито усаживались на них и щедро поливали их пометом. Поэтому бочки, когда-то выкрашенные в красное, теперь уже потеряли свой первородный цвет, покрылись немыслимыми потеками, и казалось, что на каждую из них просто-напросто неаккуратно выплеснули по нескольку ведер грязных белил.