Всадница остановила коня посреди площади и легко соскользнула на землю. Какое-то время она молча стояла и смотрела на собравшихся. А потом присела в реверансе.
Все как один поклонились или сделали ответный реверанс, и танец начался снова.
— Госпожа, что всех добрей, возглавляет макабрей, — пропела Лиза Хемпсток и закружилась в танце, уходя все дальше от Никта. Они прыгали в такт музыке, кружились и выбрасывали ноги в стороны. Всадница кружилась и плясала вместе со всеми. Даже белый конь мотал головой и переступал с ноги на ногу.
Музыка ускорилась, и танцоры тоже. Никт с трудом переводил дух, но не хотел, чтобы кончался танец: макабрей, танец живых с мертвыми, танец со Смертью. Никт улыбался, и улыбались все вокруг.
Иногда, кружась по саду, он замечал среди танцующих даму в сером платье.
Все, все танцуют! Едва подумав так, Никт понял, что ошибается. Из тени старой ратуши на них смотрела неподвижная черная фигура.
Была ли на лице Сайлеса тоска, печаль или что-то другое?.. Лицо опекуна казалось совершенно непроницаемым.
Никт крикнул:
— Сайлес!
Он надеялся, что опекун подойдет к ним, присоединится к танцу, порадуется вместе со всеми. Однако, услышав свое имя, Сайлес отступил глубже в тень и скрылся из виду.
— Последний танец! — крикнул кто-то, и музыка стала медленной и торжественной.
Живые и мертвые встали в пары. Никт протянул руку и обнаружил, что касается дамы в паутинном платье и смотрит в ее серые глаза.
Она улыбнулась.
— Здравствуй, Никт!
— Здравствуйте, — сказал он и начал танцевать. — Я не знаю, как вас зовут.
— Имена не так уж важны.
— Мне ужасно нравится ваш конь. Такой огромный! Я и не знал, что кони бывают такие большие.
— В нем хватит кротости, чтобы унести на своей широкой спине самых могучих из людей, и хватит силы для самых крошечных.
— А можно мне на нем прокатиться? — спросил Никт.
— Когда-нибудь прокатишься, — сказала она, и ее паутинный подол блеснул. — Однажды. Рано или поздно на него садятся все.
— Обещаете?
— Обещаю.
На этом танец закончился. Никт поклонился партнерше и вдруг почувствовал страшную усталость, будто плясал много часов подряд. Все мышцы болели, дышалось с трудом.
Где-то пробили часы. Никт посчитал удары: двенадцать. Они протанцевали двенадцать часов, сутки… или нисколько?
Никт огляделся. Мертвые куда-то делись, да и Всадницы на белом коне тоже не было видно. Остались лишь живые, и те уже расходились по домам — сонно, неуклюже, словно не вполне очнувшись от глубокого сна.
Городскую площадь, как после свадьбы, усеяли крошечные белые цветочки.
Никт проснулся в гробнице Оуэнсов с радостным чувством. Ему не терпелось поделиться всем, что он увидел и узнал!