— Прости мою настойчивость, господин Чэн, но не мог бы ты повторить, когда и где ты видел любезного И-Цзы?
— Вчера, — пожал плечами офицер. — В деревне, где мы остановились на постой.
— И… он был жив?
Офицер обернулся к солдатам. Весь отряд громогласно расхохотался.
— Вполне, мой дорогой Мао-Цзы! Не сочти за обиду, но ты и вполовину не выглядишь таким живым, как толстяк И-Цзы! Видел бы ты, как он наворачивал рис! Несчастная вдова, наверно, и сама не рада, что взялась его выхаживать!
Все еще смеясь, солдаты зашагали прочь. А конфуцианцы так и остались стоять на дороге.
— Ничего не понимаю, — развел руками Хуань-Гун. — Этот человек в своем уме? Или это мы все лишились рассудка?
— Надо вернуться в деревню и проверить, — предложил У-Бо.
— Что проверить? — накинулся на него Хуань-Гун. — Или ты, глупец, не видел И-Цзы мертвым? Или ты не присутствовал на погребении? Учитель, скажи ему… Учитель! Эй, учитель Мао-Цзы!
Мао-Цзы, приподняв длинные полы одежды, почти бегом припустил по дороге назад.
Вскоре после полудня философы, запыхавшись, вошли в деревню. Три дня назад здесь, в одном из крестьянских домов, умер их прежний предводитель. Мао-Цзы, держась за сердце, решительно постучал в дверь.
Та распахнулась. Пригибая головы, философы вошли в хибару. И застыли на пороге: в углу на циновке, с глиняной плошкой в руках, сидел И-Цзы — живой и здоровый. Увидев конфуцианцев, от удивления он просыпал рис себе на колени.
— Любезный Мао-Цзы! Почему ты вернулся?
У-Бо с тревогой посмотрел на старого учителя. У Мао-Цзы тряслись губы. Он силился что-то сказать, но не мог и только протягивал к старому другу высохшую дрожащую руку.
10 апреля, понедельник
Рабочий день полковника КГБ Антона Андреевича Корягина начался как обычно — с проверки почты.
Пока загружался компьютер, Корягин гимнастики ради несколько раз энергично прошелся вокруг стола, крытого красным сукном. За окном по Литейному громыхали трамваи. Этот звук давно уже стал неотъемлемой частью работы. Вроде как убери его — и невозможно будет сосредоточиться.
На мониторе, вздрогнув, установилась заставка — государственный герб. Устроившись в массивном кожаном кресле, Корягин ввел пароль и вошел в почтовый ящик. Писем накопилось много. А настроение у Корягин было вполне понедельничное — то есть нерабочее. И погода — эх, что за погода стоит! Сейчас бы кружечку пивка, да спаниеля Тишку на поводок, да в парк с внуком… Или на дачу к брату Борьке закатиться… Но Корягин, заказав по переговорному устройству чай, постарался сосредоточиться.
Плановые отчеты… Статистические сводки… Донесения агентов… В прежние, "досетевые" времена для того, чтобы доставить все это по назначению, понадобилась бы уйма человекочасов. А сколько бумаги… Корягин с ужасом представил себе пыльные кипы на красном сукне и любовно погладил компьютер по металлическому боку.