И я начала издавать звуки, которые можно было принять за оргазм.
Когда мои совершенно искренне звучавшие стоны стихли, он прижался губами к моему уху.
— Барб, — прошептал он, — пожалуй, мы не станем на этом останавливаться.
Мы не остановились. И это было неописуемо. И в конце я поняла, что связана с ним так, как не думала быть связанной.
Я отвернулась, чтобы подушка впитала слезы. Слезы по разрушенным укреплениям, слезы беззащитности, возникающей из зависимости от другого, слезы стыда, одиночества, слезы по зря потраченному времени, слезы жалости к моему собственному телу и всем другим телам. Грег прижал меня к груди, поглаживая по голове.
— Только мы, — сказал он. — Ты и я.
Я не то чтобы плакала, просто роняла слезы, пока пруд внутри не пересох.
Грег протянул мне свою рубаху. Я высморкалась в нее, решив, что это носовой платок.
Потом я уснула.
Проснулась около полуночи — Грег тихонько высвобождался из моих рук.
— Нужно выпустить Рекса, — сказал он.
И поцеловал меня в лоб.
Проснулась я одна, в своей кровати в доме Набокова. Зарылась носом в подушку, где раньше лежала голова Грега. Как хорошо.
На кухне обнаружился листок бумаги, придавленный стаканом. Два косых крестика вместо «целую» и буква «Г».
Я приготовила идеальный завтрак: яйцо всмятку на поджаренном хлебе с маслом. Пока яйцо варилось, я нарезала на четвертинки всяких сморщенных корнеплодов, полила оливковым маслом, посолила и сунула в духовку. А раз уж духовку все равно пришлось включать, я запихала туда еще и кость, пусть пропечется до мягкости — вдруг я увижу Матильду или Рекса.
Явилась Марджи, принесла пончики с повидлом. А, ну конечно, среда, сегодня она ест. Вместе с ней я съела второй идеальный завтрак за столиком в саду. Вышло солнце, почти пригревало, повсюду раскрывались цветы, по газону гонялись друг за другом два кролика.
Марджи протянула руку и стерла след от повидла с моего подбородка.
— Как оно все прошло с Грегом Холдером?
— По-моему, просто отлично. — Я слизала остатки повидла с пончика.
— Не наделай глупостей. — Марджи протянула мне салфетку. — Кстати, к вопросу о будущем: университет просит тебя поучаствовать в коллоквиуме на набоковской конференции.
— Что?
Я уставилась на красавицу Марджи; на языке застыли красные комья повидла.
— Коллоквиум называется «Страсть и взаимность: „Лолита“, Набоков и современная литература».
— Я-то им зачем понадобилась?
Мне примерещилось, что эти ученые просто хотят поиздеваться надо мной, сунувшейся со своими глупыми рассуждениями в их научные штудии. Или в этой безумной стране я вдруг сделалась специалистом по Набокову? Домохозяйка, имеющая привычку наводить порядок в дочкином шкафу, заслуживает того, чтобы оказаться в одной аудитории с литературоведами, посвятившими всю свою жизнь изучению Набокова? Такое возможно только в Онкведо. В Париже или в Москве я бы стояла в гардеробе и брала на хранение их портфели.