— Что-то нервы у меня совсем расшалились, — сказал он вслух. — Надо сегодня лечь пораньше.
Бросив случайный взгляд на окно, он замер в оцепенении. С той стороны стекла на него смотрела… берегиня. Длинные волосы развивались по ветру, тонкие длинные пальцы держались за рамы. Она грустно улыбалась, а по ее прекрасному лицу лились слезы.
— Господи! — прошептал он. — Как же это возможно?
Николай подбежал к окну и с силой рванул его вниз, но оно не поддалось. Тогда он прильнул лицом к гладкой стеклянной поверхности и прошептал:
— Я сейчас. Подожди меня немного.
Берегиня недоумевающее посмотрела на него и, словно поняв, что он ей только что сказал, закачала головой, ротик ее растянулся в безмолвном крике: не надо.
Но Николай уже этого не видел. Распахнув дверь купе, он вновь наткнулся на свою соседку. Она подняла руку, чтобы постучать в его дверь, но так и не успела этого сделать.
— Это опять я, — замерла она с поднятой рукой. — Наверное, я вас замучила своей навязчивостью, но так не хочется коротать этот вечер одной.
Хмуро посмотрев на нее, он грубо оттолкнул женщину и побежал в тамбур.
Дверь поддалась почти сразу, порыв свежего ветра ударил ему в лицо. Спустившись на одну ступеньку, он громко отчаянно закричал:
— Где же ты?
— Я здесь, — словно эхом отозвался девичий голос. Он начал озираться по сторонам, но так никого и не увидел.
— Что вы делаете! — раздался сзади знакомый голос.
Николай оглянулся. Последнее, что он увидел, было испуганное лицо Нины. Руки резко ослабли, словно кто-то высосал из них последнюю силу, он перестал чувствовать свое тело, ветер засвистел в голове. Он еще цеплялся за поручни, из последних сил стараясь удержать себя на покатой железной ступени, но уже понимал, что никуда ему не деться от этого темного живого лесного массива, он звал его устами прекрасной берегини. И он пошел на зов.
* * *
Время от времени беспамятство отпускало его из своих цепких объятий. И всякий раз он видел ее, взволнованную, напуганную, склонившуюся над ним. Она что-то говорила, но он не мог разобрать слов. Он пытался улыбнуться, но сил не хватало даже на это. "Наверное, я в раю", — думал он и вновь впадал в небытие. Казалось, что прошла целая вечность, наполненная странными вытянутыми фигурами, протяжными, воющими звуками, темной вязкой бездной, засасывающей его все глубже и глубже. Иногда ему удавалось из нее вырваться, и тогда нестерпимая головная боль обрушивалась на него всей своей дикой всепоглощающей мощью. Спасало лишь одно — ее прекрасный образ, не покидавший его ни на минуту.