В этот момент дверь с шумом распахнулась и на пороге возникла его недавняя знакомая. Николай с трудом подавил тяжелый вздох и натянул на лицо кривую улыбку.
— Домашнюю пищу всегда успею поесть, — по-свойски усаживаясь напротив Николая, пропыхтела она. — А вот в ресторане, когда еще поесть доведется. Я, знаете ли, наседка, меня из дома не выгонишь. Целыми днями у плиты суечусь, порядок навожу, рубашки мужнины наглаживаю. Устаю, как собака.
— Вы же только что сказали, что одинокая? — деланно удивился Николай.
— Так я это… раньше имею в виду, а сейчас то я свободная, — стала бордовой тетка и, замерев на секунду, громко запричитала. — Вот и хожу теперь по ресторанам. Готовить не для кого. Ох, долюшка наша бабья горькая! Мужики — кобели, все одинаковые. Молодость свою ему отдала, всю красоту девичью израсходовала, носки ему стирала, жрать готовила, а он взял и к другой ушел. Вот теперь переживаю, плачу по ночам. Так хочется уткнуться в чье-нибудь сильное плечо, выплакаться, выплеснуть свое горе горькое. И нету такого плеча рядом. Пропадаю никому не нужная!
— Ну не надо так убиваться, — прервал ее поток Николай. — У вас еще все впереди. Женщина вы — видная, красивая чисто русской дородной красотой.
— Вы так думаете? — резко сменила тон на игривый Нина.
— Я в этом уверен, — кивнул он и тут у нее зазвонил мобильный.
Женщина вытащила из кармана телефон, посмотрела на дисплей, глаза ее забегали, рот нервно искривился.
— Это по работе, — неестественно улыбнулась она Николаю и понеслась к выходу.
У Николая окончательно пропал аппетит. Рассчитавшись с официанткой, он побрел в свой вагон. В тамбуре стояла Нина и, плотно прижав к уху трубу, пыталась перекричать стук колес:
— Сынок наш спит давно, вот я вышла в тамбур, чтобы ему не мешать. Так что не переживай, любимый, у нас все хорошо. Скоро будем дома.
Остановившись на несколько секунд напротив лгуньи, он насмешливо посмотрел ей в глаза. Баба, ставшая красной, как рак, дернулась всем своим дородным телом, и отвернулась к окну.
— Спрашивается, кто из них кобель, а кто кобелица? — спросил он сам у себя и, покачиваясь в такт движения поезда, пошел дальше.
На душе было мерзко. Сейчас, устав от человеческой подлости и низости, ему хотелось лишь одного — бросить все и уйти в лес с его сладкими запахами и волнующими своим великолепием видами. Только там, вдалеке от всего мирского, он смог бы почувствовать себя счастливым.
Захлопнув за собой дверь купе, и закрывшись на замок, он откинулся на мягком диванчике и прикрыл глаза. Он вспоминал свою берегиню, когда вновь почувствовал тот же пронизывающий взгляд, что и на вокзале. Раскрыв глаза, он испуганно оглянулся по сторонам. Конечно, вокруг никого не было.