— Я знаю, знаю, но… — заикнулся было Абель.
— Но. — Чмокнула губами эстле Амитасе. — Но мы, рожденные из высокой крови, между собой можем признаться в наших истинных страхах. Эстлос Лятек прав, усомнившись в доводах эстлоса Реука. Ведь если эти древние хердонцы когда-то жили в здоровых структурах, раз имели цивилизацию, а теперь — даже вождя собственной орды не могут назвать… то и наше будущее не столь надежное. Никакая Форма не дана раз и навсегда. Те, кто уже родился наверху и не должны сражаться за свое здесь место, им труднее рискнуть всем, когда появится некто, не согнувший шеи и бросивший вызов; ведь ему нечего будет терять, а вот им — все богатства на свете. Легче, безопаснее, проще отдать ему частицу этих богатств. И следующую. А потом еще. Вспомните про судьбу рода Александра.
— Которая является предостережением для всех нас, — буркнул князь, бросив на Румию резкий взгляд; Абель заметил его и с трудом подавил смех, склоняясь над своей тарелкой.
— Мммм, вот именно, ммм, это с ними и случилось, мм, одичание, одичание.
— Ах, дорогой мой посол, — эстле Амитасе потянулась к нему над столом, мимолетно коснувшись пальцами предплечья, — мы знаем, что это правда. Тем более, публично следует ее отрицать. Зачем же поощрять амбициозных мечтателей? Как говорит эстлос Лятек: «эта Форма никогда не была им дана».
— Воистину, Одиссеев разум, — закончил тему князь, подняв бокал в тосте к Шулиме.
После ужина, когда все уже разошлись по углам громадного зала, чтобы вести в тени разговоры шепотом (князь с послом попрощались первыми), Алитея быстро исчезла вместе с Яксой, а отец тоже удалился, взяв под руку эстле Амитасе — Абель остался сам. Он не знал, что делать. Лакеи и стражи в черно-алых ливреях стояли неподвижно, будто статуи, под стенами и у дверей, будто бы ни на кого и не глядя, но он чувствовал на себе и их взгляд, такой же неприязненный, как и у тех увековеченных в портретах предков Румии. Отодвигаясь от них подальше, в конце концов, он остановился у окна, выходящего на фронтальный подъезд дворца. Темнота окутывала город, темнота, густо инкрустированная огнями окон и фонарей. Когда-то княжеский дворец стоял далеко за границами предместий Воденбурга, но в течение веков город подполз и к Холмам Неурга, окружив со всех сторон княжеский надел: сам дворец, лабиринты хозяйственных помещений, конюшни и каретные, знаменитые Сады. Отсюда Абель их не видел, не видел и тогда, когда они подъезжали к парадному входу. Вправду ли тяжкий словно надгробный камень антос Григория Черного сморфировал там землю, сталь, растения и животных в одно громадное, наполовину живое и наполовину мертвое чудище? Парень прижал щеку к стеклу, но вид заслоняло западное крыло дворца.