На балкон можно было выйти и прямо из кабин; в каждой имелось по две расположенные друг напротив друга двери: одна выходила в центральный коридор, а вторая наружу. По обеим сторонам внешней двери находились узкие окошки, чаше всего покрытые каплями влаги. Но в момент убийства в них никто не глядел.
Пан Бербелек вместе с Порте и Антоном занимал кабины — І, первые от носа по правому борту. Две другие, К-, заняли Алитея с Абелем. Эстле Амитасе со своей рабыней Зуэей разместилась в кабинах А-В, которые располагались по левому борту, напротив кабин Иеронима. Ихмет Зайдар выбрал для себя правую кормовую кабину.
Теперь следует представить остальных пассажиров «Аль-Хавиджи». Впервые пан Бербелек встретился с ними на обеде 22 априлиса. Это был как раз Диес Мартис[4], в связи с чем подали сочное, кровавое мясо, запах горячей свинины заполнял кормовую столовую. Капитан Азуз Вавзар поднял тост за успешное путешествие. — Попутного ветра! — ответил ему Вукаций, готский купец (кабина Е). Демиург метео, неразговорчивый молодой человек негритянской морфы, лишь склонил голову. На почетном месте справа от капитана сидела эстле Амитасе. С самого начала это не вызывало никаких дискуссий, достаточно было движения ее веера, отблеск изумрудного глаза змеи-браслета; сейчас ей было достаточно приподнять бровь, и Вавзар замолкал на полуслове. Пан Бербелек сидел по левую руку от капитана. Далее посадили семейство Треттов, Гаиля и Анну с троими детьми (кабины Г-); из замечания, брошенного Гаилем над блюдом с жареным мясом, пан Бербелек сделал вывод, что они ехали в Александрию на свадьбу родственницы. Напротив Треттов, справа от Шулимы, посадили Алитею и Абеля, что ни говори, тоже аристократов.
В первый день «Аль-Хавиджа» часто сменяла аллеи ветров, они вздымались и опадали, пневматоры работали на полную катушку, приводя в движение ликотовые крылья воздушных мельниц; и вдобавок ко всем остальным ощущениям, по всему аэростату неустанно проходила деликатная дрожь, то быстрее, то медленнее — и Алитея начала страдать тошнотой уже после первого часа путешествия. На обед еще пришла, но ничего не ела; Абель выпендривался, с усмешкой пожирая куски мяса. Алитея, слегка побледневшая, работая веером так энергично, что можно было опасаться за запястье, чтобы немного отвлечься, вступила в оживленную беседу с соседом по столу. Это был Забахай, один из трех вавилонян (кабины Z, H, N), молодых гвардейцев Семипалого, возвращавшихся домой через Эгипет. Двоих остальных звали Урч и Кистей или Гистей — дело в том, что этого последнего было трудно понять, он заикался и шепелявил, частенько трясясь всем телом. Товарищи его объясняли, что он получил неудачный удар по голове во время драки в корчме; морфа Навуходоносора должна была помочь ему собраться в единое целое. Тем временем, уже явно проявлялись первые признаки потери Формы: у Гистея начали расти волосы на веках и внутренних сторонах ладоней, из хряща левого уха выскочил ноготь, а кожа на предплечьях постоянно меняла цвет, покрываясь фиолетовыми пятнами. При всем при том, спать он мог только стоя, и при этом жевал дерево, полки и стулья. Во время встреч в столовой все зыркали на него подозрительно. Последним пассажиром (кабина М) была высокого рода неургийка среднего возраста, которая регулярно, раз в несколько месяцев путешествовала в Александрийскую Библиотеку, куда ее посылала Воденбургская Академея (как об этом сказал капитан). Одевалась она в мужские шальвары; руки пыли покрыты нордическими татуировками. В ходе первого же обеда она упилась красным вином, а заснув — громко храпела. Шулима щелкнула веером, и Вавзар, дергая себя за бороду, вызвал двух доулосов из экипажа; те чуть ли не силой затащили шатающуюся неургийку к ней в каюту. Тогда пан Бербелек не узнал ее имени.