Авария его доконала. С ним и раньше случались заносы и столкновения — но сам он никогда ни в кого не врезался. Он вспоминал, как беспомощно вкатился в зад «гэлакси», не в силах отвести взгляда от знака «Ребенок в машине».
— Наверное, тормозная жидкость вытекла, — сказал он механику.
— Еще бы не вытекла, — подтвердил механик, — у вас же офигенная дыра в бачке. Похоже, вы кому-то сильно не нравитесь.
— Твою ж налево, — бодро сказал один из полицейских, — придется попотеть.
— Спасибо.
Возможно, следует рассказать о Квинтусе Рейне рьяному молодому детективу Лаутеру, который брал у него показания в больнице.
Патрульные подбросили его до дому. Подпортил он, конечно, району репутацию, да. Было девять вечера, в воздухе стоял густой запах барбекю. Телефон наверняка ломился от сообщений Стива Спенсера, недоумевавшего, что случилось. Джексон избегал мыслей о том, что еще больше испортить день невозможно, и был вознагражден зрелищем, которое внезапно изменило все к лучшему. На его крыльце сидела Ширли Моррисон с двумя бутылками холодного нива в руках.
— Я подумала, вам понадобится медсестра, — заявила она.
Позже, намного позже, когда уже занималась заря и вступил рассветный хор, уже в четверг (синий для Джулии и оранжевый для Амелии), Джексон повернулся, посмотрел на спящую Ширли и припомнил, почему не должен был с ней спать. Ах да, она клиентка. Этика. Очень мило, Джексон. Пожалеет ли он, что нарушил правила? Дело не в том, что она клиентка и на серьезные отношения он не рассчитывал. Они столкнулись, сойдя со своих орбит, вот и все. (Хотя было приятно думать, что это нечто большее.) Это было стихийно и замечательно, но он не видел для них будущего. Джексона беспокоило вовсе не это, а то, что, когда Ширли рассказывала ему свою ужасную историю, она почти все время смотрела вверх и вправо.
На церковном кладбище было очень жарко, пот лил с Тео градом, и он представлял, как весь жир у него внутри тает на солнце. Несмотря на то что церковь Литтл-Сент-Мэри в самом сердце Кембриджа — мимо не пройдешь, — среди могильных плит и полевых цветов Тео никогда не встречал ни единой души, ни живой, ни мертвой. Лора говорила, что часто приходила сюда заниматься, сидела на траве, разложив вокруг учебники, поэтому он поставил здесь скамейку с табличкой «Лоре, которая любила это место» и, сидя на этой скамейке, необъяснимым образом чувствовал себя ближе к дочери. Для Тео это было одно из стояний крестного пути, одно из мест, связанных с Лорой; она покоилась на городском кладбище на Ньюмаркет-роуд, но усыпальницей ей служил весь Кембридж.