— Я тоже знаю, кто вы, — сказал Джон Бёртон.
— Да что вы? — сказала Каролина и подумала, уж не флиртуют ли они, в самом деле.
А Джон Бёртон — преподобный Джон Бёртон — ответил:
— Конечно знаю, вы директор начальной школы.
И Каролина про себя чертыхнулась, потому что предпочитала, чтобы никто не знал, кто она такая. Никто.
Новое замужество не было частью ее плана. План заключался в том, чтобы похоронить себя в каком-нибудь городишке и творить добрые дела, как какая-нибудь квакерша восемнадцатого века или благородная дама времен королевы Виктории, одержимая филантропией. Она даже подумывала уехать за границу — в Индию или в Африку, — подобно миссионерам, работать на проекте по борьбе с неграмотностью среди женщин или отверженных, потому что она понимала, что значит быть отверженной.
Она уехала на север, думая, что север окажется грубым и индустриальным, хотя и сознавала, что эта картина у нее в голове — исключительно из романов; и да, жизнь там была грубая, постиндустриальная и куда более трудная, чем она себе представляла, — ничего общего с «Севером и Югом» или «В субботу вечером, в воскресенье утром».[38] Первый, испытательный год она провела в Ливерпуле, потом пару лет работала в Олдеме и наконец обосновалась в Манчестере. Она была «учителем-ангелом», по сути, а не по должности ее профессией было спасать детей, выброшенных обществом, и она с курьерской скоростью перемещалась из одной городской геенны в другую; она обречена была рано или поздно стать директором какой-нибудь пропащей школы и повести ее вперед сквозь шторм и непогоду, как капитан — тонущий корабль. И это было хорошо и правильно, потому что она искупала свою вину, просто вместо того, чтобы уйти в монастырь ордена кающихся грешниц (а эта идея приходила ей в голову), она стала учительницей, что наверняка приносит больше пользы, чем затворничество и молитвы каждые четыре часа, хотя, кто знает, возможно, именно благодаря монахиням, денно и нощно возносящим молитвы, нас минует глобальная катастрофа — падение метеорита или, например, авария ядерного реактора.
Итак, ее жизнь шла согласно намеченному плану. Она жила в маленькой квартирке: одна спальня, белые стены, ароматические свечи, ничего лишнего (очень по-анахоретски, если на то пошло) — и общалась только с другими учителями, и то по минимуму. Компания состояла из разведенных дам среднего возраста, иногда они ходили в кино или выпивали по бокалу вина в каком-нибудь тихом баре. Разговоры, как правило, сводились к жалобам на нехватку мужиков: «все стоящие либо женаты, либо геи», и, когда они один раз принялись забрасывать удочки насчет ее личной жизни, она ответила: «Мне хватило одного неудачного брака» — тоном, предполагавшим, что этот брак был настолько неудачен, что и говорить не хочется. Она сказала, что предпочитает пока не заводить романов, умолчав, правда, о том, сколько уже тянется это «пока». Двадцать два года прошло с тех пор, как она в последний раз была с мужчиной! Разведенные дамы среднего возраста со стульев бы попадали. Кстати, анахорету ведь полагается соблюдать целибат? (Или анахоретке?) Надо бы спросить у преподобного Бёртона («Бога ради, зовите меня Джон», — рассмеялся он). Конечно, все эти годы она занималась сексом с женщинами, так что это не совсем целибат.