Я проснулся от громких ударов колокола Марангона в Кампаниле. Рано утром он призывал людей к работе, поздно вечером напоминал о наступлении комендантского часа, а сейчас резонансом отдавался в моей голове, вызывая каждым ударом болезненные ощущения. С трудом разлепив глаза, я с ужасом посмотрел на учиненный нами разгром. Гора пустой посуды из-под вина свидетельствовала о бурной ночи, которую мы провели вместе с Вальером, Сельво, Микиелем и Орсеоло. Последние трое скрючились в дальнем конце длинной комнаты, стены которой украшали дорогие гобелены в духе изысканной обстановки верхнего этажа дворца Ка д'Орсеоло. Собутыльники не подавали никаких признаков жизни и не реагировали на громкий звон колокола. Я с трудом встал на ноги и, пошатываясь, медленно обошел комнату. У дальней стены я обнаружил длинный разрез на гобелене с изображением Саломеи, несущей на подносе отсеченную голову Иоанна Крестителя. Мне подумалось в тот момент, что справедливость восторжествовала и ее голова оказалась отделенной от тела так же, как и голова Крестителя, хотя и не натурально, а только на полотне. Я провел пальцами по длинному разрезу и вдруг смутно вспомнил, что ночью размахивал своим прекрасным мечом и угрожал покончить с каждым, кто посмеет встать между мной и Катериной Дольфин. Совершенно ясно, что встала между нами именно Саломея. Я судорожно попытался соединить разрезанные края гобелена, но безрезультатно. Как только я убрал пальцы, гобелен снова разделился на две части.
Полностью дезориентированный, я отправился на поиски Паскуале Вальера. Неужели я действительно заключил с ним на рассвете какое-то пари? Эта мысль не давала мне покоя, когда я дрожащими руками пытался натянуть на себя одежду. Туника была перепачкана и отдавала застоявшимся потом, а на накидке отчетливо виднелись следы грязных ботинок вперемешку с кроваво-красными пятнами вина и бурыми пятнами крови. После этого я стал искать свою широкополую шляпу с загнутыми вверх полями и обнаружил ее смятой в грязных руках Джакопо Сельво. Судя по всему, он использовал ее в качестве половой тряпки, чтобы вытереть с пола вонючую лужу собственной блевотины. Я понюхал шляпу, с отвращением поморщился, но все же нахлобучил на голову, подвернув края вверх. Сейчас она казалась мне не такой изящной, как вчера вечером.
Вскоре я понял, что Вальер исчез, как, впрочем, и мой славный меч, которым я так гордился. При этой мысли я запаниковал, не в силах представить, как появлюсь перед глазами Катерины без ее дорогого подарка. В поисках оружия я даже залез под большой обеденный стол, а потом под диван, на котором мы с Вальером заключили пари, но все впустую. И тут я вспомнил обстоятельства нашего спора. Мне следовало повлиять на выборы таким образом, чтобы не допустить к победе Фанези, а дожем должен был стать другой человек с любой знатной фамилией, о котором нам еще предстоит договориться в дальнейшем. Во время спора я был так уверен в своих возможностях, что заключил пари, а сейчас, при свете дня, не имел ни малейшего представления, как осуществить эту безумную идею. И к тому же я никак не мог отыскать свой меч.