Остальные хоть и переминались робко с ноги на ногу, бросая по сторонам боязливые взгляды, однако продолжали оставаться на месте, желая посмотреть, что будет дальше — по большей части из-за нерешительности, подумал я, чем движимые какими-либо гражданскими чувствами. В душе я отчаянно жалел, что Соколли-паша не велел мне остаться дома и охранять госпожу. Но, увы, — я здесь, и теперь уж ничего не изменишь. В напрасных сожалениях мало толку, да и времени что-либо изменить уже не было, иначе у многих из тех, кто еще оставался со мной, хватило бы здравого смысла и осторожности последовать за своими женами и детьми и укрыться вместе с ними за надежными городскими стенами.
Но все происходило настолько быстро, что я едва мог уследить за событиями. Почти мгновенно первые ряды армии, возглавляемой полком янычар в украшенных перьями тюрбанах и с боевыми стандартами в руках, увешанных пронзительно дребезжавшими колокольчиками, свернули за угол и резко остановились, словно натолкнувшись на невидимую стену.
— Чтоб я сдох! — с широкой усмешкой на бородатом лице воскликнул сидевший рядом со мной человек. — Провалиться мне на этом месте, если это не повозка с сеном!
— Повозка с сеном! Повозка с сеном! — пролетел над рядами солдат многоголосый рев, очень похожий на тот, что возвещает о приближении урагана. Каким-то непостижимым образом благодаря ему я почти мгновенно догадался, что Селим вместе со своей стражей также остановлен и сейчас в мучительном нетерпении и страхе топчется на месте прямо у Золотых ворот, в бессильном отчаянии глядя на эту триумфальную арку, через которую его великие предшественники, греки и турки, входили в Город городов, как иногда называют Константинополь. Шум между тем сделался нестерпимым: солдаты громогласно поздравляли друг друга и, не скрываясь, ликовали, представляя себе, как жеребец султана беспомощно пляшет на месте, время от времени с пронзительным ржанием вставая на дыбы, как синеет от страха и злости багровое лицо его величества, напоминая по цвету сырую говядину, а из-под великолепного тюрбана катятся крупные капли пота.
Краем глаза я заметил двух визирей. С трудом удерживая лошадей, они прокладывали себе путь сквозь густую толпу поближе к месту событий. Приглядевшись повнимательнее, в том, кто был помоложе, я узнал заместителя Соколли-паши, Перту-пашу. Другой, постарше, был Ферхад-паша, ветеран многих битв. Имя последнего невольно напомнило мне о нашем недавнем госте, молодом спаги, чье мужество и верность еще совсем недавно, меньше месяца назад, помогли спасти империю от ужаса гражданской войны и при этом едва не погубили мою госпожу. Внезапно липкие пальцы страха стиснули мне горло и ледяной пот потек по спине: я вдруг заметил, что многие из офицеров, чьи обтянутые формой спины и тюрбаны еще этим утром крутились под окном нашего дома, носят фиолетовые одежды, а стало быть, принадлежат к тому же элитному полку. Но, скорее всего, у молодого офицера, носившего после своего имени всего лишь скромную приставку «бей», не было ничего общего с тем почтенным седобородым визирем, от которого я сейчас не мог оторвать глаз. И к тому же события, свидетелем которых я стал, разворачивались настолько стремительно, что ни для каких других соображений просто не оставалось места.