— Хоть бы вы перевели этого медведя в другой зверинец, — говорил он Клеверищу. — Этот тип — не джентльмен. С ним стыдно показываться на людях. Наряжается, как арап в воскресный день. На днях я взял его в театр, так поверьте, сэр, он взъелся на актера, который играл злодея, и так стал его обзывать, что его чуть не вывели. А вторым номером давали "Разбойника", там, помните, Уоллок выходит на сцену раненый и умирает. Так когда он умер, Алтамонт расплакался, как младенец, говорит — это безобразие, и шумел и ругался, а все кругом помирали со смеху. Ну, а потом мне пришлось его увести — он было полез в драку с одним соседом, который над ним смеялся. Орет: "Выходи!" — и никаких… Кто он такой? Откуда взялся? Черт возьми, Фрэнк, расскажите, в чем дело, ведь когда-нибудь все равно придется. Не иначе как вы с ним ограбили церковь. Облегчите себе душу, Клеверинг, поведайте, что такое этот Алтамонт и почему вы не можете с ним развязаться.
— Да ну его к черту, хоть бы он сдох! — только и отвечал баронет; и лицо его так помрачнело, что Стронг рассудил за благо на этот раз более не докучать ему расспросами, однако решил, если понадобится, самому по возможности выяснить, какие тайные нити связывают Алтамонта с Клеверингом.
Глава XLIII,
в которой полковник рассказывает кое-что о своих похождениях
Наутро после обеда на Гровнер-Плейс, который полковник Алтамонт почтил своим появлением, он вышел из своей спальни на верхнем этаже дома э 3 и спустился в гостиную Стронга, где тот сидел в кресле с газетой и сигарой. В какой бы пустыне шевалье ни раскинул свой шатер, он устраивался там с комфортом, и в этот день он еще задолго до прихода Алтамонта отдал должное обильному завтраку из яичницы и жареных ломтиков сала, который мистер Грэди приготовил secundum artem [9]. Общительный, разговорчивый, он любую компанию предпочитал одиночеству и, хотя не питал к своему сожителю ни малейшего расположения и не огорчился бы, узнав, что его постигло несчастье, которого так горячо желал ему сэр Фрэнсис Клеверинг, все же умудрялся с ним ладить. Накануне вечером он заботливо уложил Алтамонта в постель и унес от греха свечу; а когда обнаружил, что бутылка виски, из которой он рассчитывал подкрепиться на ночь, пуста, преспокойно выпил стакан воды, выкурил трубку и улегся спать. Что такое бессонница — он не знал; всегда у него был ровный нрав, безупречное пищеварение, румяные щеки; и суждено ли ему было наутро идти в бой или в тюрьму (а случалось и то и другое), достойный капитан и на биваке и за решеткой храпел всю ночь напролет и просыпался бодрый, проголодавшийся, готовый к невзгодам или к радостям нового дня.