— Я думаю, — сказал он Хаттори, — что господину японскому офицеру должно быть понятно, как трудно узнать темной ночью подводную лодку, которая к тому же находится на большом расстоянии. Разумеется, я не знаю, чья это была подводная лодка. По этой же причине я не могу подписать и акта. А вдруг это английская, а может быть и немецкая бродячая подводная лодка?
Подполковник Кувахара долго и внимательно смотрел на Грибанова. В темных проницательных глазах его советский разведчик видел скрытую и напряженную работу мысли и вместе с тем закипающую злость. Решительно положив руки на стол, он взял карандаш и быстро заговорил, постукивая карандашом по столу.
— Переведите господину Чеботину, что я недоволен ни одним из его ответов. Я прошу его подумать об этом. Объясните ему, что такие нелояльные ответы приведут только к тому, что он долго не сможет попасть на родину. Во всяком случае до тех пор, пока японское командование не получит достаточно четких и ясных ответов на поставленные мной вопросы. И напомните господину Чеботину, что он и его друзья задержаны на японской территории, а это значит, что японские власти имеют все права обращаться с ними не как со спасенными, а как со шпионами, проникшими с враждебными целями на территорию суверенного государства.
Когда Хаттори перевел это заявление Кувахара, тот встал и решительно стукнул по столу карандашом.
— Я больше не имею вопросов.
Грибанова увели, но не в здание офицерского собрания, а в жандармерию. Там его поместили в одиночном карцере и дверь закрыли на засов.
Следующим вызвали на допрос Воронкова. Журналист забеспокоился, не встретив Грибанова ни по пути, ни в кабинете подполковника Кувахара. Он начинал нервничать.
— Скажите, а куда делся наш товарищ Чеботин? — спросил он переводчика, когда его усадили против Кувахара.
— Это мне неизвестно, — сухо и лаконично ответил Хаттори.
Вопросы Воронкову задавались по сути те же, что и Грибанову, и ответы его были в основном такими же. Отличались они, может быть, лишь тем, что Воронков вел себя более беспокойно, чем Грибанов. А когда подполковник Кувахара пригрозил, что он будет квалифицировать русских как шпионов, «проникших с враждебными целями на территорию суверенного государства“, Воронков не сдержался, с негодованием посмотрел на Кувахара и с горячностью сказал переводчику:
— Переведите этому господину: такого отношения лично я не ожидал. Что бы вы ни делали со мной, я никогда не подпишу акта о том, чего не видел и чего не знаю. Больше я ничего не имею прибавить.
Воронкова увели обратно в здание офицерского собрания, но поместили не в прежнюю комнату, а напротив, через коридорчик, в котором находились два жандарма.