Анна не сердилась. Она только сдержанно улыбалась, слушая эту безобидную, веселую болтовню. Пусть повеселятся…
Но были и такие, которые позволяли себе шутки похуже. Вдруг кто–либо хватал ее цепкими пальцами за голый локоть и бесцеремонно привлекал к себе. Анна не вырывалась. Приветливое выражение на ее лице сменялось холодным высокомерием. Сжав губы, она смотрела в нагловато–веселые глаза грубияна с таким презрением, что пальцы обидчика разжимались как бы сами по себе.
Шутите, шутите, господа офицеры, да только знайте, с кем и как шутить! Анна Шеккер может осадить любого любителя грубых шуток!
Это поняли не сразу. Особенно досаждал Оксане длинноногий лейтенант с тонкой шеей, без подбородка. Он следил за ней бесстыжими, маслянистыми глазами, и когда она приближалась к его столику или проходила мимо, Произносил вполголоса непристойности. Оксана делала вид, что не слышит. Лейтенанта с гусиной шеей это только подзадоривало. Он был глуп, жесток, упрям. Оксана понимала, что рано или поздно дело кончится скандалом.
Скандал вспыхнул, но не разгорелся.
Лейтенант, увидев, что его словесные упражнения не действуют на нервы девушки, решил прибегнуть к более эффективным средствам. Однажды, когда официантка подошла к его столику, чтобы забрать на поднос грязную посуду, он, сохраняя на лице невозмутимое выражение, незаметно протянул руку и ущипнул ее за бедро.
Анна гневно взглянула на него и швырнула поднос на стол с такой силой, что хрустнула расколовшаяся тарелка и несколько вилок, подскочив вверх, с жалобным звоном упали на пол.
Шум в зале начал стихать. Из приоткрытой двери кладовой высунулась голова капитана Бугеля. Начальник столовой был бледен. Стараясь привлечь внимание Анны, он делал в ее сторону какие–то отчаянно–торопливые, предостерегающие знаки обеими руками, как бы заклиная девушку не губить себя. Но Бугель опоздал — Оксана уже сжигала мосты за собой и не могла отступать.
— Лейтенант! — громко, почти торжественно сказала девушка. — Если вы еще раз позволите себе такую гадость, я пожалуюсь командиру полка.
— И он отстранит меня на десять суток от полетов… — в тон ей ответил ухмыляющийся летчик.
— Может быть хуже…
— Что?
— Пощечина!
Оксана произнесла это слово громко, на весь зал, и оно прозвучало, как удар хлыста. Кто–то протяжно свистнул. Девушка смотрела в глаза все еще улыбающемуся лейтенанту с холодным, жестоким вызовом, подтверждая взглядом, что она может выполнить свое обещание, не откладывая.
В зале воцарилась необычная тишина.
— Браво! — крикнул вдруг сидевший за соседним столиком мрачный обер–лейтенант с квадратной челюстью и шрамами на широком лице. — Густав, заткнись!