"Ох, это же буртасы сбежавшие: те самые лисьи хвосты на спине...Что сделают со мной? Что? Насиловать не будут — уж больно равнодушно смотрят, мала для них, видать. А совсем болезных этим у них вроде нет... В наложницы повезут? Да, скорее всего. Продадут у булгар на невольничьем рынке, и прощай, родимая сторонка". — Сердце аж захолонуло от тревожного чувства возможной потери, она еще раз огляделась. Трое воинов сидели около огня, спрятанного в яме около вырванной с корнем огромной ели. — С реки и не заметишь: слишком слабые отблески по верхушкам деревьев... О, Господи, Господи! О чем я, неужто помощи какой жду?!"
Двое из воинов легли спать рядом с костровой ямой, третий ушел куда-то в подлесок, а для нее следующие два-три часа прошли в нерадостных размышлениях и переживаниях. И не только о себе. "Отец получил мечом плашмя по голове, может, выспросить что хотели, а может, клинок так пошел, кто знает... Прирезали потом или жив еще? Если жив и очнулся, ищет ли? Ох... сколько вопросов, и нет... не будет на них ответов".
Голова и шея болели невыносимо, Радка прислонилась ею к свежему березовому колышку: слышала, что дерево боль с человека снимает. "Сними и ты с меня ее, частичка березовая..." Стало немного прохладно, ногами закопалась в хвою и сверху еще надвинула листвы, хотя и знала, что от земли потянет холодом и тот вытянет у нее все силы. Эх, теперь уж все одно... Жалко, что Тимку она уже не увидит больше, — по нраву он ей пришелся, легко с ним. Ну да ладно, судьбинушка у нее такая... Судьбинушка? Не уйдешь от нее, говорят... А какая она? "А если на меч броситься или в воду упасть связанной? Так, может, это и будет моей судьбой? — Глаза вспыхнули... — Будь что будет, не хочу жить вдали от лесов родных, рек прозрачных. Раз суждено будет, так тут в землю и уйду... Но осторожней надо, повернуться так, будто во сне. Буртас старший первый час на нее поглядывал иногда, да и сейчас спит сторожко. Ох, кол даже не шелохнется... Все равно — лягу вокруг него и буду совсем понемножку тащить".
Через час мышцы спины болели невыносимо, хотя казалось, что кол уже начал поддаваться. Да и кисти рук уже один раз сводило судорогой, и в голову закрадывалась предательская мысль: "Да зачем все это? Все равно поймают да накажут. Может, потом прыгнуть с лодки? Так будет легче умереть, просто надо отложить чуть-чуть усилия, сделать все потом, утром... — Но прожгла другая мысль: — А как же Тимка? Он так же поступил бы или сражался до конца, каждое мгновение? — И опять содранные в кровь ладони тащили ненавистный колышек из земли... Иногда казалось, что прошла вечность, но, судя по ночному светилу, минул всего лишь час или два... — Чу, что за вскрик в глубине леса? Или это волчара настиг свою добычу, и она так жалобно всхипнула в свой смертный час?"