Однако почти неслышно за спиной поднялся тот, давешний буртас, что подглядывал за ней, и скользнул мимо в ночную тьму. Опять потекли мгновения, одно за другим. Нужно не шевелиться, замереть, дышать так спокойно, будто спишь, — вдруг он вернулся и смотрит на нее из тьмы? Тишина...
Неожиданно поблизости, за спиной, треснул сучок, и вслед за этим звуком раздался гулкий щелчок тетивы. Этот звук она ни с чем не спутает! Это новый Тимкин самострел, который ему вручил полусотник за свое спасение. Ноги сами дернулись, и она через мгновение стояла на колене, держась обеими руками за злополучный кол. Тимка стоял спиной к ней, заряжая самострел, а в яме, вскинув к горлу руки, хрипел один из буртасов. Предательские слезы сами хлынули из глаз.
— Тимка, Тимка, ты пришел... — Радка бессильно опустилась на землю.
— Второго я завалил, не бойся. — Не поворачиваясь еще к ней, тот продолжал возиться с непослушным самострелом.
— Третий... был третий, — прошептала она.
— Что? — вскинулся Тимка.
И тут же в кустах затрещало, и через поляну размытой тенью ринулся буртас, вскидывая меч в направлении Тимки.
— Тимка, сзади-и-и-и! Не-э-э-эт!!!
Радка вскинулась и нечеловеческим усилием потянула кол из земли. Тот выскочил, и она пошатнулась, запрокидываться назад. Однако все-таки успела вывернуться от притянувшей ее земли и бросилась наперерез буртасу. Тимка уже поворачивался, но еще судорожно пытался взвести самострел, наступив ногой на рычаг, а рукой орудуя "козьей ножкой". Радка, видя, что уже не успевает, оттолкнулась обеими ногами и стремительным броском, выпростав вперед руку с колышком, прыгнула вдоль земли на бежавшего мимо нее буртаса... За мгновение до этого последовал щелчок взведенной тетивы, и Тимка выпрямился с наложенным на самострел коротким болтом, однако острие клинка уже летело ему прямо в живот.
Все произошло одновременно... Колышек ударил по вытянутой руке буртаса, щелкнула тетива спущенного самострела, и лезвие, страшное лезвие пронзило фигуру Тимки.
— Тимка!!! Тимка! Тимка... — Радка ползла прямо по скрючившемуся телу поверженного воина, цепляясь портками за оперенье торчащего из него болта, и судорожно повторяла мальчишеское имя, надеясь, что тот, уже упавший на колени, не рухнет на землю совсем.
— Тимочка... родненький, не умирай... не умирай, солнышко.
— Да что ты, Радка... все хорошо, ох... Меня лишь чуть-чуть задело.
— Сей миг тебя в лодку посажу, и до гурта враз доберемся... Не успеешь оглянуться... — Радка обняла своего спасителя, и рука, дотронувшаяся до его рубашки, сразу испачкалась в теплой жидкости. Голос ее дрогнул, а губы смогли выбросить из себя лишь какой-то невнятный писк: — Ти-и-имка...