Так продолжалось три дня. Комната шевалье превратилась в конюшню, сам он спал, обняв свою кобылу. На третий день мутная пелена затянула большие глаза лошади. Ландро опустился перед ней на колени. Он целовал ее, как женщину, в лоб, в щеки, обнимал ее за шею, содрогавшуюся в предсмертных судорогах:
— Не покидай меня так скоро! Нам с тобой еще столько надо сделать… Я иногда ругал тебя, моя старушка, но это сгоряча, любя. Я тебя так люблю… Я чувствовал тебя подо мной, живую и счастливую!.. Ты ведь была счастлива со мной?.. С тех пор, как ты со мной, кто тебя чистил, умывал и протирал? Только я один, не правда ли? И ты это знаешь лучше других… Скажи, ты знаешь это? Ты меня слышишь? Пока теплится жизнь, есть надежда. Не умирай! Если бы я умер первым, ты не осталась бы несчастной. Я позаботился о тебе. Не оставляй меня!
Госпожа Десланд услышала этот монолог. Она отошла от двери в слезах, сказала мужу:
— Он с ней говорит как с человеком. Бедный господин, какое горе для него! Мне так его жаль!
Тримбаль умерла к десяти часам утра. Ландро сам закрыл ей глаза. Понадобилось собрать много народу, чтобы спустить вниз ее большое мертвое тело.
— Мы похороним ее в часовне, — заявил Ландро. — Она это заслужила.
— Но, господин, это невозможно. Это освященная земля. Нельзя там хоронить животное, даже и заслуженное.
Напрасно шевалье бушевал. Слуги отказались выполнять его приказание. Впервые и Десланд не поддержал своего хозяина и боевого друга. Кюре, каким-то образом узнав об этом, поспешил в Нуайе. Он предупредил и епископа Лусона, который направил к шевалье своего самого хитрого каноника. Тот нашел шевалье под старым дубом, рядом с мертвым телом лошади на соломенной подстилке.
— Церковь, господин шевалье, — обратился священник к Ландро, — никогда не отпевает животных. Примером тому могут служить осел и бык святых яслей.
— А почему бы ей не сделать это? Животные тоже божьи создания!
— Однако они не обладают высшей привилегией живого существа — душой. Не могут надеяться на вечное блаженство.
— Почему церковь считает, что они не имеют души?
— Это и есть их главное отличие от человека, так говорит писание.
— У Тримбаль душа была больше, чем у десяти светских дам, вместе взятых, во всяком случае, тех, кого я знаю.
— Господин дю Ландро, ваши заслуги огромны, и мы это знаем, но…
— Но я не являюсь опорой церкви и не ставлю ни во что вашего брата церковника!
— Вы тоже, может быть, и не прямо, но служили нашему делу. И если такой человек, как вы, вопреки всяческим запретам, похоронит эту скотину в часовне, то последствия будут губительные. Это разрушит тот дух, который поднимает наш край выше других, а ведь вы за него сражались с оружием в руках.