Расстроенный Джек оперся на швабру, проклиная себя на чем свет стоит. Подумаешь, грязная сдоба! Ну угостился бы малыш пылью! Не впервой небось! Надо же было ему крикнуть!
А Хеллер продолжала громко и строго отчитывать Панк, которая, уже не таясь, всхлипывала во весь голос.
— Я хочу слышать твое извинение, юная леди, и сейчас же, не сходя с этого места!
Панк разревелась, как умеют реветь только шестилетние девочки, нередко прибегающие к этому испытанному средству защиты.
Огорченный Джек, услышав ее рыдания, укоризненно покачал головой, а Коди, ломая руки, начал уговаривать сестренку:
— Не плачь, Панк! Не плачь!
Но его слова заглушал требовательный голос Хеллер:
— Давай, Панк! Извинись сейчас же!
Вдруг дверь распахнулась и на пороге вырос не кто иной, как Кэрмоди Мор собственной персоной. Только его здесь и не хватало!
— Что, черт побери, здесь происходит?
Хеллер круто повернулась в сторону вошедшего, а Панк бросилась к нему и обхватила ручонками его ноги:
— Папа! Папочка!
Кэрмоди обвел глазами Хеллер и Джека.
— Опять к дочке придираешься?
— Ты не в курсе дела, Кэрмоди, — ответила Хеллер, — и будь добр не вмешиваться.
— Не вмешиваться? Ты, может, и позабыла об этом, Хеллер, но это мой ребенок. Все трое — мои.
Хеллер закатила глаза и прижала обе руки к затылку.
— Чего ты хочешь, Кэрмоди?
Его глаза снова скользнули по Джеку.
— Что, мне уж и зайти нельзя просто так, проведать своих детей?
— Да-да, можно. Но если ты опять за моей машиной, то не надейся, Кэрмоди. В прошлый раз я не получила от тебя ни цента, хотя ты обещал…
— Неужели у тебя в голове деньги и только деньги?
— Я не в том состоянии, чтобы выслушивать твои глупости! — воскликнула Хеллер, опуская руки. — Было бы хорошо, если бы ты ушел, Кэрмоди!
— Черта с два я уйду. Я хочу знать, что здесь происходит. Почему Панк плачет?
Хеллер снова прижала руки к голове, словно удерживая ее на месте.
— Ах, мне не до того. Я плохо себя чувствую. Прошу тебя — уходи!
Джек чувствовал себя совершенно лишним при этой сцене и от смущения сжимал рукоятку швабры с такой силой, что вполне мог оставить отпечатки пальцев на истлевшей древесине. Кэрмоди просверлил глазами сначала Джека, затем Хеллер.
— В чем дело, милочка? Снова одолевает утренняя тошнота? — Он обратил к Джеку ядовитый взгляд: — Мой тебе совет, парень, будь поосторожнее. Эта женщина — будь здоров как плодовита. Чуешь?
Ярость мигом накатила на Джека, оглушила и ослепила его, хитренькая физиономия Кэрмоди привиделась ему расплывшейся в красной дымке. Только усилием воли он заставил себя отказаться от желания стукнуть того шваброй по голове. Давая выход своему возмущению, он швырнул швабру на пол, да с такой силой, что ее кончик отлетел в другой конец комнаты.