— Должно быть, в ней есть нечто особенное, — ответил я, — если Джулиан Серрато любит ее.
Они заново создали Ребекку Кортингтон. Создали еще более прелестной, чем прежде. Она сидела со сложенными на коленях руками в комнате для допросов и говорила:
— Я умерла. Вы меня скопировали. Зачем?
— Чтобы вы помогли найти Джулиана Серрато, — пояснил я.
— Найти? Но я не знаю, где он, — рассмеялась она. — Мало того, теперь я понятия не имею, как он выглядит. Он меняет свое лицо, голос, отпечатки пальцев. Вам это известно.
— Но вы с ним знакомы. С его манерами, повадками, интонациями, — возразил я. — Он не в состоянии измениться до конца. Вы вполне способны узнать его.
Ребекка откинулась на спинку кресла и уставилась в большое зеркало на стене.
— А где другой агент? Тот, что стрелял в меня?
Я живо представил, как ежится стоящий за зеркалом Боннер.
— Это неважно, — бросил я.
— Очень важно, — парировала она, смерив меня негодующим взглядом. — С чего это я должна вам помогать?
Я спокойно посмотрел ей в глаза.
— Ваша вторая жизнь обошлась недешево. Вы не в состоянии за нее заплатить, но мы простим долг, если Джулиан Серрато окажется за решеткой.
— Вторая жизнь, — хмыкнула она, проводя пальцами по груди.
Последовало долгое молчание. Потом она заговорила снова, бесстрастно и размеренно.
— Сегодня утром я впервые очнулась. Грудь у меня оказалась большой и загорелой. И никаких веснушек.
Она пригвоздила меня к месту потрясающе красивыми глазами.
— В ближайшие недели вы можете оказаться без груди, большой и загорелой. Джулиан Серрато убьет вас, лишь бы вы замолчали.
— Ни за что, — снова рассмеялась Кортингтон. — Вы об этом позаботились. Сделали меня мечтой, его мечтой, призом! Он не убьет меня. Но попытается похитить.
Я свел брови.
— Вы не допускаете, что он на такое способен, — добавила она. — А я уверена в обратном.
Позже мы с Боннером сидели в затемненной комнате наблюдения, не спуская с нее глаз.
— Мне это не нравится, — пробурчал Боннер. — Слишком уж она умна. И наверняка что-то знает и скрывает от нас.
— Кому интересно, что там она знает? — отмахнулся я. — Или думает, что знает. Главное — ее согласие на сотрудничество. Теперь мы прижмем Серрато.
Мы заполнили ее внутренности нашими приборами — приборами для контроля, слежения, убийства. Мы поместили в нее смерть.
Джулиан Серрато, разумеется, это пронюхает. Но не все ли равно? Плевать на то, что он пронюхает. Полагайся он на собственные знания, не приблизился бы и на тысячу миль к нашей новой Ребекке Кортингтон.
Но он не полагается на собственные знания. Только на собственные ощущения.