— Разумеется, вам придется остаться, — сказал он, и голос его звучал отрывисто. Он только что вышел из комнаты матери и шагал взад и вперед по кабинету, будто был очень занят, а его мысли мало успокаивали его в данный момент. Ким, робко постучавшая в дверь и чувствовавшая себя так, словно лезла прямо в логово льва, извинилась на случай, если она потревожила его в неподходящий момент.
Он развернулся и посмотрел на нее, и в выражении его лица смешались нетерпение и удивление.
— Не знаю, почему вы так беспокоитесь из-за каких-то пустяков, — сказал он. — Вам платят жалованье и никто не требует отчета. Моя мать больна — серьезно больна, — и это единственное, что меня сейчас волнует. Если вам кажется, что время тянется слишком мучительно, то этому, боюсь, помочь нельзя. Вы должны сами поискать здесь чем занять и развлечь себя…
— Но я этого не говорила! — в ужасе выдохнула она. — Меня не надо развлекать, даже если я и не хочу сидеть без дела. Но я ненавижу находиться в положении, когда я кому-то навязываюсь… А в данном случае это вы.
Его брови поползли вверх, и выражение лица изменилось. Он остановился перед Ким и с любопытством посмотрел на нее.
— А вы и вправду честны, не так ли? — тихо произнес он.
— Надеюсь, — ответила она. Ее лицо пылало. — От души на это надеюсь.
— И вам здесь не скучно?
— Скучно? — Она посмотрела в окно на террасу с каменными вазами, ступени, спускающиеся к бархатным газонам, обнаженные ветви деревьев вдалеке и крепко сжала руки. — Честно говоря, я ужасно боюсь момента, когда вы скажете, что мне больше нет надобности оставаться здесь, — выпалила она. — Понимаете, мне начало казаться, что я могу остаться здесь и быть счастлива, а потом…
— Моя мать повела себя несколько безответственно, в результате чего заболела?
— Да.
— И в результате, естественно, поплатилась своими мемуарами!
— Неужели? — Она словно услышала от него самое худшее. — Так вы думаете, что…
— Нет, не думаю, — ответил он грубовато, но беззлобно. — Я думаю, что моя мать, когда выздоровеет, будет с превеликим удовольствием изливать вам секреты своей юности, а тем временем вам придется успокаивать вашу чувствительную совесть тем, что якобы играете здесь важную роль. Скажите себе, что вы нужны… да кому угодно, раз уж не моей матери.
Она снова покраснела. Ее синие глаза сверкали.
— А может быть, я могла бы помочь вам, мистер Фабер? — предложила она. — Нет ли какой-нибудь секретарской работы, которую я могла бы выполнять для вас здесь?
Он несколько секунд пристально смотрел на нее, а потом улыбнулся. Это была неописуемо очаровательная улыбка.