Массивное претенциозное здание недовольно поглядывало на мир тусклыми, плохо промытыми стеклами. Нагретые летним солнцем стены, изборожденные старческими морщинами, надежно отделяли нервных абитуриентов от мечты. Тяжелая дверь хлопала, выпуская в душный город стайки щебечущих девиц.
– Сразу видно, студентки, – с завистью констатировала прыщавая дылда, мявшаяся рядом с Таней.
– Почему? – Таня решила из вежливости поддержать разговор.
Ей было наплевать на психологические экзерсисы собеседницы, да и на студенток тоже. Она, как любой человек, неделю пивший пустырник и не спавший несколько ночей в попытках восстановить в памяти всю школьную программу, пребывала в состоянии стресса. Мечты, как хвост, сброшенный ящерицей, остались позади, и хотелось лишь одного – чтобы экзамены скорее закончились.
Особенно тягостно было думать об этом, потому что они только-только начались.
У каждого человека есть мечта. Она обволакивает мозг и, словно аккордеонист-виртуоз, перебирает нервные окончания. Мечта толкает на подвиги, глупости или просто не в ту сторону. Кому как повезет.
Танюша была уверена, что ей непременно повезет. Чуть-чуть не дотянув до медали, она не расстроилась. С ее умом и усидчивостью можно запросто набрать необходимые баллы и поступить на вожделенный филфак. А там… Пять лет учебы – и она поедет переводчицей с какой-нибудь правительственной делегацией. Или с артистами на фестиваль. С учеными за Нобелевской премией. В общем, жить станет ярко, интересно и насыщенно.
Она будет лучшей.
Танюша была в меру симпатичной, большеглазой, с полными губками, бровями вразлет и неплохой фигурой. Ей очень шла школьная форма, поэтому она легко представляла себя в деловом костюме с гладко зачесанными волосами. Она бы украсила любое мероприятие. Дело за малым – поступить на филфак и получить диплом.
Родители скептически качали головами и намекали, мол, хорошо бы найти что-нибудь попроще. Например, педвуз, в котором не такой бешеный конкурс.
– Танюша, у нас на взятку денег нет, – аккуратно закидывала пробный шар мама.
– И были бы – не дал, – сводил на нет мамину дипломатию отец. – Вырастили двух дур, теперь на старости лет хоть вешайся. Что старшая – ни уму ни сердцу, что младшая теперь. Феи, ишь ты! Одна художница, другая, не иначе, писательница!
– Я переводчицей буду, – объясняла Таня.
После этого Анатолий Васильевич обычно свирепо и обличающе тыкал пальцем в старшую дочь и визгливо напоминал:
– Одна уже стала художницей! Вон, весь дом в шедеврах, только есть нечего и толку никакого. Даже в училище свое малярное не поступила! И чего теперь?
